Искра

Он отклонил мне голову и прижался губами к шее, скользя по коже. У меня вырвался стон, и Шариссар от этого звука напрягся, а его движения стали резче, жестче. Он целовал, лаская пальцами щеку, губы, трогая ключицы, спускаясь все ниже и прижимая меня к себе все крепче. Сильные пальцы прикоснулись к моей груди сквозь ткань сорочки, но и это вызвало во мне лишь новую волну желания. Я сама не понимала, чего хочу, голова стала пустой, а тело дрожало.

Темный резко развернул меня к себе лицом и впился в губы. И у нас обоих это первое прикосновение вырвало глухой стон, языки встретились, замерли и начали жадно исследовать друг друга, скользить и трогать, пытаясь до конца распробовать чужой вкус. И мне нравилось то, что я чувствовала. Шариссар на вкус был как терпкое вино, которое я пробовала лишь раз. От него кружилась голова и подкашивались ноги. Сильные мужские руки обхватили мое лицо, словно из опасения, что я прерву поцелуй, но я и не собиралась этого делать. Я хотела почувствовать его везде, и кошка внутри меня довольно мурчала, принимая сильного зверя, которого признала.

Шариссар одной рукой зарылся мне в волосы, стягивая ленту, что удерживала пучок, а второй потянул вниз широкий ворот сорочки, оголяя плечи. Он на миг оторвался от моих губ, чтобы тронуть языком ниже – на шее, в ямочке ключиц, заставляя меня вновь застонать от наслаждения. Я закинула руки ему на шею, зарылась пальцами в темные волосы, ощущая их жесткость. Мои прикосновения заставили Шариссара снова зарычать и вернуться к моим губам, терзая их поцелуем.

Где-то на галерее раздался веселый смех Незабудки, вернувший мне сознание. Я открыла глаза и дернулась, вырываясь из его рук. Но Шариссар не отпустил, и чем сильнее я пыталась отстраниться, тем крепче держал, вновь целуя мои губы.

– Отпусти…

Сознание все же пробилось сквозь туман желания, что окутал меня. Темный глубоко вздохнул и отодвинулся, хотя руки не убрал. На его губах появилась улыбка.

– Испугалась? – Внимательный взгляд синих глаз заставил меня слегка смутиться. Я прислушалась к себе и с удивлением поняла:

– Нет. Не испугалась.

– Какая смелая кошечка, – с томительной ленцой протянул он. И снова улыбнулся, вызывая дрожь в моем теле. Удивительно, но меня, не имеющую никакого опыта в общении с мужчинами, ласки и поцелуи Шариссара не пугали и даже не смущали. С ним все казалось таким… правильным. И желанным. Словно самое верное в этой жизни – быть с ним, отдаваться его губам и телу, смотреть в черно-синие глаза и ловить губами его дыхание.

Пугало лишь осознание, что я воспринимаю это так, что мужчина, по сути, незнакомый и чужой, ощущается… столь необходимым.

– Не называй меня так, – нахмурилась я, пытаясь прийти в себя. Тело ныло, требуя продолжения, и я обхватила себя руками. – Я не понимаю, что со мной!

– У нас так бывает… порой, – туманно бросил он.

– Как – так?

– Желание. Внутри нас всегда живет зверь, Лея, и он подчиняется инстинктам. И берет то, что хочет. А после первых обращений желание почти невозможно контролировать, но со временем это пройдет. – Он хмыкнул, увидев мой шокированный взгляд. Отпустил меня и отошел.

Я дрожащими руками поправила одежду, чувствуя, как горят щеки. Да что со мной происходит? И не скажешь, что он заставил – сама целовала его так, словно пыталась съесть! Лицо снова залилось краской, и я прижала к щекам холодные ладони.

Чтобы как-то отвлечься, задала вопрос, что давно вертелся в голове:

– Скажи, почему маги не признали в тебе Темного? Разве они не знают, в кого обращаются такие, как ты? И я…

– Нет. Зверь, которого ты видела, это не боевая форма, – не оборачиваясь, сказал Шариссар.

Я так удивилась, что даже забыла о стеснении.

– То есть? А какая боевая? У нас есть еще и третья форма? Правда?

– Я не знаю насчет тебя, кошечка, – в его голосе вновь проскользнула улыбка. – Но у мужчин она есть. И лучше бы тебе ее не видеть.

– Покажи! – загорелась я и дернула Шариссара за руку. И вздохнуть не успела, как он развернулся и прижал меня к стене. Напряженное стальное тело вдавило меня в камень, а его глаза оказались так близко, что я рассмотрела крапинки в синих глазах.

– Лея… Ты такая неосмотрительная, – его голос вновь стал вкрадчивым, словно бархат на стали. – И чрезмерно любопытная.

– Я просто хочу знать!

– В боевой форме мы теряем страх, кошечка. Осторожность, жалость или сочувствие – все исчезает. Мы не чувствуем боли, лишь ярость. Не остается почти ничего, кроме желания убивать. Или… других желаний. Молись, чтобы никогда этого не увидеть.

– А если я сама однажды стану вот этим существом, жаждущим смертей? – хмуро спросила я. – Что тогда прикажешь мне делать? И зачем женщинам такое состояние? В этом… в Оххароне женщины тоже воюют?

– Нет, – после паузы сказал он. Окинул меня взглядом, чуть задержавшись на губах. – Нет. Видишь ли… Я никогда не видел женскую форму зверя. Ты первая.

– Что? – опешила я. – Как это? Ты ведь говорил, что мы одинаковые! Я подумала, что в Оххароне все такие!