Искра

…хорошо, что он не пошел на поводу желаний и запер Этансель в поместье. Там безопасно, там Ллойды, которые позаботятся и присмотрят. Пусть играет на спинете и рисует картинки, возится с шитьем и в саду. Позже, если захочет, с сыном. Или с близнецами — чтобы снизить риск рождения Источника, но в любом случае не раньше, чем ей исполнится двадцать.

Мелкие звезды кулонов скользили по нити, мешались с ромбами, лунами и бронзовыми фигурками демониц Старой крови — их длинные когти, зацепившись, терзали шнурок, а при попытке распутать связку до крови царапали пальцы.

Кровь и грязь утомили. После Уайтчепела, после близкого знакомства с Королевой и Шелл хотелось покоя, — освобождая нить, обламывал маг четырехпалые лапы фигурок, — а с Искрой спокойно. Безмятежно, уютно, тепло. И вся она — комочек теплой радости и бескорыстной любви.

…надолго ли? — Неловкое движение, и острый коготь распорол истонченный шнурок, амулеты с жалобным звоном застучали о землю. Чертыхнувшись, Алекс опустился на колено, зашарил в траве. — Иллюзия обручения продержится еще год или два, может быть, три, но потом, узнав, как сильно ошибалась, Искра захочет уйти.

И поймет, что он не собирается ее отпускать.

Вечная истина — женщины плачут легко, а утешаются быстро, — больше не казалась решением. Конечно, рано или поздно Тини смирится, но… В памяти того скота из Ист-Энда он уже видел ее в отчаянии — плачущую, напуганную, непонимающую, почему опекавший ее человек вдруг превратился в насильника — и от мысли, что однажды она посмотрит на него с таким же неприятием и отвращением, было не по себе.

Искра принадлежит ему, это не обсуждается. Но становиться для нее новым Арчером он не хотел.

— Уилбер, спишь?

— Нет, — не открывая глаз, откликнулся Шон. Маг лежал на тигриной шкуре перед камином и сосредоточенно гонял во рту жвачку бетеля.

— Посмотри. Тебе будет интересно, — открывая сознание, позвал Александр.

Сомкнутые веки Шона задрожали. Перед внутренним взором makada пронеслись четыре разложенных в ряд письма, затянутые туманом аллеи Гайд-парка, обеззвученные рассуждения Найтли и лежащий на старческой ладони сапфир — «Полтора года назад мистера Марлоу видели в Ауде. Полтора месяца назад он продал ювелирам этот камень. Узнаёте?»

Уилбер в голос выругался и сел:

— Вот сученок!

— Не только он, — хмыкнул Алекс. — Аттвуд узнал, что ты скупаешь чистые камни [подразумевается «чистой воды»]…

— …и подсуетился, — сплюнул Шон. — Что будешь делать?

— Для начала почту вниманием семейный ужин. Хочу понять, сам ли Вэл до этого додумался. А ты?

— Меня давно просят прочесть лекции в Мадрасе. — Пальцы Шона глубоко зарылись в полосатый мех. — …Райдер, — спросил makada, глядя на многорукую статуэтку Чанди, — а если твой кузен не сам?

Усмешка Александра стала неприятной улыбкой. Маг поддернул рукав и неторопливо намотал на запястье шнурок со звенящими амулетами дивов.

14

Отец Болдуин из церкви Святого Иоанна говорил, что для погибели души совсем не обязательно быть гневливым, горделивым или алчным. В мире, раздираемом магами и Старой кровью, магами и людьми, людьми и фейри, древними созданиями, делящими Леса и Туманы, так много несправедливости, что для начала конца достаточно быть равнодушным. Отвернуться от нищего. Пройти мимо мальчишки, мучающего щенка. Перешагнуть через оступившегося. Бесстрастно наблюдать, как гибнет тот, кого ты мог бы спасти… Если каждый день закрывать глаза, можно ослепнуть — не телом, духом, — что гораздо страшнее.

— В это верят либо святые, либо идиоты, — выпустил кольцо сигаретного дыма Уилбер. — Впрочем, первое не отменяет второго.

Значит, я дурочка.

— Вы спросили, почему я выхаживаю розы, мистер Уилбер. Я объяснила, — сказала я, не поднимая головы от цветов. — Смотреть, как они умирают — неправильно. Они ведь живые, им больно…

Красные, не успевшие огрубеть листья на розовых черенках доверчиво жались к моим ладоням. Без стеклянных колпаков они мерзли, и я торопилась, пересаживая ростки из грунта в деревянные ящики, наполненные смесью дерна, листовой земли и песка.

— Как же тебе голову догмами забили, — проворчал маг. Выбросил сигарету, ослабил галстук, расстегнул воротник — ему, в отличие от роз, было жарко: в глухом углу сада, где я устроила парник, воздух не двигался, а солнце палило так, словно забыло о приближении вечера. Уилбер морщился, потел — на светлом льняном жилете проступили пятна, — но все равно не уходил. Магу было крайне любопытно, как я жила до Уайтчепела. — Вирджиния, ты ездила куда-нибудь, кроме церкви?

— Да. На уроки, — ответила я, выкапывая росток. Корешки у него оказались неожиданно длинными, и я внимательно следила, чтобы ничего не сломать.

— Только уроки? И все?

— Да, сэр.

— А как же пикники? Прогулки?

— Нет, мистер Уилбер.