Искра

— Почему?

Я пожала плечами и отвернулась. Говорить о прежней жизни не хотелось, тем более объяснять Уилберу, что занятия стоили дорого, а я очень боялась разочаровать дядю и тетю. И потому часами сидела за книгами, еще дольше за фортепиано, три дня в неделю проводила у месье де Маре, а если появлялось свободное время, помогала в саду — это заменяло рукоделие.

Вдобавок мне было тринадцать — слишком мало для посещения оперы и взрослых вечеров, но слишком много, чтобы бегать по парку. В десять еще было можно, но в двенадцать-тринадцать… «Тини, юные леди так себя не ведут. Надеюсь, ты пошутила, что хочешь на ярмарку?»

Сломанный охотничий нож, заменявший садовую лопатку, вдруг вырвался из пальцев и прыгнул в руку Уилбера.

— Вирджиния, ты уснула?

— Извините, мистер Уилбер. Я задумалась, — коротко взглянула я на мага. Солнце стояло у него за спиной, било в глаза, и разглядеть выражение узкого скуластого лица не получилось. Но по голосу было ясно — разозлился.

Что бывает, когда Уилбер злится, я помнила.

— О чем вы спрашивали, ваше сиятельство?

— Я спросил, кто научил тебя… этому, — повел он ножом, указывая на парниковые колпаки, тент, кусты жасмина вокруг и ящики с бронзово-зелеными ростками.

— Тетя. Миссис Хорн очень любила свой сад.

— Тетя, — повторил маг и неторопливо прошелся по поляне. Сидя на траве, я смотрела, как бежевые летние туфли топчут одуванчики. — Садовника у вас не было? — повернулся Уилбер.

— Нет, сэр. Мистер Хорн нанимал рабочих весной и осенью, но ненадолго.

Маг усмехнулся и, пристально глядя на меня, постучал по ладони лезвием ножа.

— Дай-ка угадаю, Вирджиния. Во время работ тебе запрещали спускаться в сад. Верно?

— Да… Чтобы я не мешала.

— И слуг у вас не было, только служанки, — наклонил он голову к плечу.

— Да, сэр… — нахмурилась я, не понимая, к чему он ведет.

— Ты была на домашнем обучении, все учителя либо старики, либо женщины?

Я кивнула, и маг удовлетворенно прищурился.

— Ты вообще когда-нибудь с мужчинами разговаривала? Не в Уайтчепеле, раньше? — спросил Уилбер и сам же ответил: — Конечно, нет. Их к тебе не подпускали. — Разделявшие нас деревянные ящики вдруг разъехались — ойкнув, я едва успела убрать руки. Уилбер сделал шаг вперед и присел передо мной, коротким движением вогнал нож в кочку. — Кто дал тебе опиум, Вирджиния?

Глаза мага горели оранжево-красным, как всполохи большого костра. Брови и рот — густые полосы сажи, светлые усы будто пепел. Дыхание Уилбера пахло горьким, и я закашляла.

— Я… я не… не понимаю, о чем вы… — Я зажала рот ладонью и попыталась отодвинуться.

Маг перехватил мою руку, стиснул запястье:

— Где ты провела три дня после пожара?

Запах дыма стал отчетливее, а кашель сильнее. Заливистый, хриплый, он согнул меня пополам — сидя на коленях, я уткнулась лицом в юбку.

— Ка…какого… по…

Уилбер сжал мои плечи, рывком поднял:

— Пожара, в котором сгорели букинист и его жена, — глядя мне в глаза, жестоко сказал маг. — Где ты была? — встряхнул он меня. — Ну? Отвечай!

Дым его дыхания душил, как захлестнувшая горло петля. Срывающийся с лица Уилбера пепел мешался со слезами и криком. Пламя из глазниц плеснуло на пол спальни, вцепилось в простыни, понеслось по стенам, прогрызло потолок, и с чердака посыпались вазы и старые свитки.

— Вирджиния, где ты была?

— Я не знаю!

Дом стонал и рассыпался. Горящие балки перегородили коридор, превратив этаж в пылающий лабиринт. Огонь ревет, кусает босые ноги, щеки, шею, сорочка вспыхнула — я кричу, до волдырей сжигаю ладони, сбивая пламя. И никто не слышит, никто не отвечает — ни дядя, ни тетя, ни Бетси! — только внизу душераздирающе мяукает кошка.

— Кто дал тебе опиум?

— Я не помню!

— Вспоминай! — Руку пронзило болью.

Рывок в сторону и вверх. Кто-то большой, сильный — дядя! — тащит меня за запястье. Пляшущая в воздухе сажа забивает горло, слепит глаза — кашляя, я вижу только красную, влажную от жара спину, перекошенные судорогой плечи и обгорелый затылок.

— Кто дал тебе опиум?

— Не знаю!

— Где ты была?

— Я не помню!

— Как ты выбралась?

В спальне для гостей, куда еще не добрался пожар, разбито окно, пальцы тети изрезаны в кровь — абсолютно невозмутимая, она вынимает острые сколы из рамы. «Тини, ты первая. Постарайся ничего себе не сломать, хорошо? Держи документы». Я падаю на траву, перекатываюсь, поднимаюсь, машу тете свободной рукой, — а горящий коттедж прямо у меня на глазах складывается как карточный домик.

— Что ты сделала?!

— Я не помню!

— Куда ты побежала?!

— Я не знаю!

— Кто тебе открыл?!

— Миссис Кори!..

Соседи.

Все-таки соседи.

Последний кусочек паззла, стукнув, занял свое место.