Искра

Глаштин сполоснул бритву в миске с водой и со скрипом повел ей по намыленному горлу клиента.

— Гамильтон уехал в мае, сказал, ему необходим отпуск. Вернулся через месяц, покрутился и снова пропал.

Трудно бросить угодья.

— Куда собирается, не говорил? — спросил Алекс.

— Нет, господин маг.

— Вы что-нибудь знаете о его друзьях, родных? Может быть, женщине?

— Практически ничего, Грэхэм неразговорчивый малый. Родился в Девоншире, мать умерла родами, отца он знал. Сами понимаете. …Одеколон? — закончив брить, спросил Миллер сидящего в потертом кресле гоблина.

Карлик важно кивнул; блестящие глазки и дрожащий кончик крысиного носа выдавали в нем прирожденного сплетника: «Маг! Ищет боггарта! А констеблей сколько! Что творится, что творится…» Заметив, что Алекс наблюдает за ним, гоблин выпятил губу и отвернулся.

— Грэхэма вырастила бабка, — разбрызгивая шипр, продолжил парикмахер, — когда старуха преставилась, он продал ее ферму и перебрался в Ландон. Друзей не было, женщины… Гамильтон больше по шлюхам.

— Странности за ним замечали?

— Наукой увлекался, если считать это странностью. Схемы рисовал…

…графики и структуры плетений — черновики и учебники нашли в квартире, но сил не хватало даже на простейшие петли. Вторая степень потенциала, насмешка природы, убившая магию Старой крови и не давшая доступа к человеческим заклятиям. Уилбер говорил, что чувствовал себя неполноценным с шестой степенью, а двойка квартерона — практически клеймо отщепенца. Не человек. Не боггарт. Ни сил, ни магии — лишь короткие переходы Туманом и внушение, с которым с легкостью справится клевер.

И Гамильтон начал расширять резерв.

— …даже в Горный Университет ходил. Как раз перед отпуском.

— Ясно. Благодарю за содействие, — улыбнулся Александр и прижал пальцы к виску ерзающего гоблина, стирая память о подслушанном. — Если Гамильтон появится, сообщите об этом в полицию. Я очень надеюсь на вашу сознательность, мистер Миллер.

— А если не скажу? — хмыкнул тот.

— Тогда я вам копыта ампутирую, — пожал плечами маг. Опасные бритвы, лежащие под засиженным мухами зеркалом, разом раскрылись и весело заблестели на солнце.

Отпечатанные в типографии портреты Потрошителя разошлись по городам. Под предлогом поиска организаторов поджога Санта-Катарины, констебли переворошили Ландон, Бирмингем, Лидс, Ливерпуль и Манчестер, провели обыски в Глазго и Дублине. В портах и на вокзалах дежурили ударные группы полуоборотней, грузовые суда — каждое по нескольку раз — перед отплытием проверяли с собаками. Частая сеть накрыла графства; поиски начинались в густонаселенном центре и расходились кругами, захватывая мелкие городки, деревни, поля и фермы. Констебли шли тройной цепью, на расстоянии полутора и еще полумили, — досматривали, опрашивали, обыскивали. При малейшем подозрении вызывали мага.

День Александра начинался задолго до рассвета. Сначала полицейский участок и отчеты, координирование оперативно-разыскных групп — Боже, благослови создателя телеграфа! — затем визиты к вероятным свидетелям. Нашли двоих, на окраине Тидмарш и в Вудли, где шесть дней назад исчезла одаренная белошвейка, и Алекс, проклиная себя за медлительность, окончательно убедился в верности западного направления.

Не полагаясь на констеблей, он двигался вдоль рельсов, распуская дар у станций, на подъемах, вблизи мостов и перекрестков — везде, где поезд замедлял ход и можно было безопасно спрыгнуть. С утра до вечера, две сотни миль дороги на Уэльс в радиусе получаса от дорожного полотна — обойти, объехать, считать, расспросить, глотая окалину и сажу проносящихся локомотивов. Вернуться и перепроверить. Сосредоточиться, раз за разом пропуская через себя чужую ненависть, вожделение и страхи.

Загнанных в поле лошадей приходилось бросать — обратного портала в Ландон они бы не пережили. И сам он к концу дня чувствовал себя таким же конем с ухающей селезенкой, но до стойла было еще далеко: снова Леман-стрит и бумаги, которые он перенаправлял Королеве, считывание новых свидетелей в десятке городов — вхолостую, но Алекс предпочитал ошибку еще одному трупу. Проверить, как идут дела на стройке и в доках. Законсервировать пару поместий. Переслать для продажи наименее ценные картины и мебель. И только после этого — домой, пугая горничных лопнувшими в глазах сосудами и бурыми потеками по осунувшемуся лицу.

— Ванна готова, мистер Райдер.

— Спасибо, Эшли.

Ванна. Ужин. Щиты, оставляющие его в стерильной пустоте. Искра.

Чувство, что Этансель где-то рядом, появлялось незаметно. Оно обволакивало запахом чистоты и свежести сада, похожим на тихое дыхание шорохом штор, теплыми бликами свечи по столу и бокалу. Ночной ветер гладил щеку, тонкими женскими пальцами перебирал его волосы — Александр пытался поймать руки, а еще лучше — саму Этансель. Поймать, усадить на колено, поддразнивая, сосчитать веснушки на носу, а когда она запыхтит и завозится, стиснуть в объятиях, целуя и лаская.

Александр ловил воздух и разочарованно открывал глаза — снова приснилось.