Искра

В ушах стоит оглушительный разъяренный визг, с каждым взмахом крыла я будто взлетаю все выше и выше. Моя моральная сила порхает на ветру бушующей ярости.

Я убиваю всех стражников в зале, не останавливаюсь, пока их крики и убегающие тела не оказываются в липкой хватке моего золота, которое сокрушает их и поглощает.

Бальный зал превратилась самое настоящее море багрово-золотых волн, готовых затопить весь мир.

– А-Аурен…

Мы со зверем поворачиваемся и сверкающими глазами смотрим на Мидаса, прижатого к стене. Его тело наполовину пристало к ней, и мои губы растягиваются в злобной улыбке, которая вовсе мне не присуща.

Когда он приставил к моему горлу клинок, я поняла, что хочу не просто убежать от него. Я хочу его уничтожить.

Мидас смотрит на меня безумными глазами, пока золотые пальцы прижимают его к стене, держа в подвешенном состоянии. Вот он уж точно окончательно и бесповоротно беспомощен.

– Аурен, отпусти меня, – взмаливается он тонким голосом, пытаясь вырваться. – Ты же этого не хочешь.

Я чувствую, как наклоняется моя голова, чувствую, как смотрит на него во все глаза мой зверь.

– О, но я хочу.

Мой голос опаляет его и заставляет дергаться от выжженного клейма.

– Аурен. Драгоценная…

Мне обжигает горло жестокий, свирепый смешок.

– Я не твоя Драгоценная.

Я стою напротив мужчины, который на протяжении целых десяти лет использовал меня, лгал, манипулировал, угрожал и дурно обращался. Я смотрю на него, и ненависть смотрит вместе со мной.

Мидас вздрагивает, когда я поднимаю руку и кладу ладонь ему на щеку, задевая ее отрубленной лентой. Я наклоняюсь близко-близко, чтобы голосом обжечь его лицо. Он смотрит мне в глаза и видит опаляющую мой взгляд ярость.

– Нельзя отрезать у своей марионетки веревки и ждать, что она будет плясать под твою дудку.

Мидас уклоняется, и от его лица отливает кровь.

Я провожу ладонью вверх, а потом касаюсь пальцем еще покоящейся на его голове короны.

Может, он и носит корону, но золотой ее сделала я.

При одной мысли об этом я завиваю острые концы на каждом зубце. Золотая корона склоняется передо мной, показывая, кто на самом деле у власти. Мидас дергается, когда корона сжимает его голову, будто когтями, впиваясь с такой силой, что на лбу у него выступают капельки крови.

Я смотрю ему в глаза, упиваясь плещущимся в них страхом, упиваясь этим мгновением, когда мое золото упивается всем остальным.

А потом наклоняюсь и шепчу:

– Прощай, Мидас. – Касаюсь губами его щеки, потому что когда-то он подавил меня поцелуем – так почему бы мне не сделать с ним того же?

Он задыхается от всхлипов или, быть может, от проклятия. Не знаю и никогда не узнаю, потому что как только мои губы оставляют его кожу, на том же месте остается золотой поцелуй. Его щека блестит золотыми брызгами, мелкими, будто пудра, которые я извлекла из воздуха.

Потом я похлопываю по его щеке пальцем.

Тук, тук, тук, тук, тук.

Не шесть раз, а пять.

Ухмыльнувшись, я отхожу, а Мидас корчится, но моя магия уже держит его мертвой хваткой. Скрюченные пальцы прижимают его к стене, блестящее пятно на его щеке, оставленное мной, расплывается, ищет, скользит по лицу, спускается на шею, и твердый край впивается в то место, где он держал клинок у моей шеи.

Он борется с моей силой – о, как он с ней борется!

Я вынуждаю прочувствовать ее сполна, пока она не поглотит его полностью. Потому что именно этого Мидас и заслуживает после всего, что он мне открыл, всего, что натворил. Он давным-давно позволил золоту его поглотить. Я просто помогаю золоту завершить.

Через некоторое мгновение из его рта льется жидкий металл, течет из глаз, сочится по капле из носа.

Золото, которое он так вожделел, золото, которое любил больше всего на свете, снедает его заживо.

Когда оно завладевает его сердцем, я позволяю силе прикончить его, украсть последнее биение. Я наблюдаю за последними сражениями Мидаса, смотрю, как жизнь покидает его тело, словно вытекающая вода, пока от него ничего не остается.

Мидас мертв.

Мертв, мертв, мертв.

Все золото в замке содрогается.

Затем, взмахнув рукой, я полностью заключаю тело Мидаса в золотую оболочку и коварно улыбаюсь, испытывая радость. Я отворачиваюсь от его потрясенного, застывшего лица, от груди, которая больше не двигается, от его сросшихся губ и льстивого языка, которые теперь поглощены моим золотом.

Делаю вдох, чувствуя, что мой зверь удовлетворен.

Удовлетворен, но не успокоился.

Потому что гнев не притупился. Моя сила пузырится, извивается и растекается как лава, требуя продолжения.

Злое чудовище во мне все равно хочет наказывать. Убивать. Уничтожить всех, кто стоял рядом и позволял мне страдать. Я внимательно оглядываю зал, который колеблется от моего зова. Теперь я кое-что осознаю. Вместо того чтобы бояться этого мира, я могу заставить весь мир бояться меня.