Но даже если родители и знали о талантах и пристрастиях своих детей, они не обязательно считали это способом достучаться до них и способствовать их продвижению вперед.
Меган очень любила все связанное с чувственным восприятием. Она, бывало, зарывалась лицом в белье, которое я вынимала из сушки в прачечной, ей очень нравилось гладить мягкие пушистые одеяла, которыми я накрывала кушетки. Как же я могла использовать такую ее повышенную чувствительность на ее благо? Я подумала о тех моментах, которые сыграли в жизни Лорен положительное значение, и отвела Меган в кухню. Несмотря на то что коэффициент ее умственного развития составлял всего лишь 50, она прекрасно могла отмерять нужное количество ингредиентов для домашнего теста вместе со мной, а затем, играя, перемешивала огромную массу, которая получалась у нас, пока не остывала. Затем мы вместе выбирали формочку для вырезания фигурного печенья, у меня их более двухсот, я держу их в ящике кухонного стола. Меган сама выбирала цветовой наполнитель, и мы снова перемешивали тесто, затем добавляли ароматизаторы.
— Фиолетовые пингвины на арахисовом масле! Теперь ты должна рассказать мне их историю, — говорила я ей. И Меган рассказывала.
Меган и я готовили тесто с ароматом яблока и корицы, розмарина, лаванды. Я иногда добавляла малюсенькие фасолинки в одну порцию, и тесто приобретало занятную шишкообразную структуру. Мы также вырезали вместе буквы алфавита и затем складывали из них короткие слова, включая оба наших имени и имена других детей в группе «Литтл лайт». Мы изучали, как из двух квадратов можно получить прямоугольник, если их соединить, или как два соединенных вместе треугольника превращаются в звезду. Мы использовали формочки для нарезания фигурного печенья, чтобы вырезать живые фигурки, например собак или людей, в отличие от неодушевленных объектов, таких как лодки. Мы усердно работали все время, но существуют и менее интересные занятия, которыми заполняют дождливые вечера, чем то, которое мы выбрали, проводя время за кухонным столом, погрузив по локоть руки в тесто, пахнущее лавандой.
Каждый воскресный вечер я отправлялась за покупками, стараясь полностью преобразить с помощью того, что купила, наш небольшой гараж. Дети, посещающие «Литтл лайт» (и их родители!), не могли дождаться вечера понедельника, чтобы увидеть, чем я занималась, пока их не было. Майкл тоже никогда не знал, куда попадет. Однажды это был полноценный археологический раскоп, дополненный цветным песком, чтобы представить различные геологические эпохи. Были здесь журналы в кожаных переплетах, чтобы записывать наши наблюдения и делать зарисовки артефактов, во дворе стояли ведра с гипсом, чтобы мы могли соединить кости динозавра (куриные кости, оставшиеся после обеда, я проварила и отбелила), которые мы якобы откопали. Дети, которые еще не сходили с ума по динозаврам, сразу же принялись за дело, а те, кто уже был в восторге от них, оказались на седьмом небе от счастья.
Переизбыток «многообразности и многочисленности» моих схем и составлял основу того, как я работала, это, возможно, пришло ко мне из детства. Задолго до появления «Литтл лайт» у меня в детском центре занимался маленький мальчик, которого звали Френсис. Он очень любил играть с огромными картонными блоками, похожими на кирпичи. Вскоре я поняла, что Френсис сильно огорчается потому, что блоков всего пятнадцать, и этого достаточно, чтобы сложить небольшую стену, но не какое-нибудь нормальное строение. Я инстинктивно поняла, в чем заключалась проблема. В мастерской моего деда все, что оставалось после работ с деревом, шлифовалось, полировалось и превращалось в кубики, которые отдавали нам, его внукам. И это были очень интересные кубики. У нас были треугольники, дуги, цилиндры, длинные пластины и короткие и широкие прямоугольники наряду с деревяшками причудливых форм, чтобы нам было интереснее. Дед Джон также специально вырезал нам деревяшки, придавая им различные архитектурные формы: у нас были карнизы, фронтоны, эркеры и средники. К тому времени, когда у деда появился тринадцатый внук, набор уже был довольно внушительный — предметы самых различных размеров, начиная с самых маленьких, не более кубика сахара, до кубов величиной с полено, а их количество предполагало, что мы можем построить нечто, куда сможем войти сами. Это были не кубики, которые следовало собирать в определенной последовательности, чтобы получить малюсенькую башню. Это были блоки, из которых можно было строить, и мы играли с ними гораздо дольше, чем другие дети, которые быстро вырастали из своих игрушек.