Искра и Тьма (СИ)

Он понял. Понял после поступка Тура, что всеми его действиями руководила трусость. Он боялся за свою жизнь, будучи окруженным людьми без веры, без совести и чести. Поэтому он отдал им на растерзание Мечеслава, монахов, прочих — чтобы утолить их голод. Поэтому предложил Андрею стать наместником в Воиграде, ибо хотел задобрить воиградцев. Поэтому не разрешил убивать Горыню и Искру — потому что не знал, что собой представляет Волчий Стан, но понимал, что народ, долгие годы воюющий с жестокими степняками, может оказаться весьма грозным и неудобным врагом.

Вот, оказывается, как. Он — Военег — трус. Даже в отношениях с Добронегой он страшился повторить ту безумную свою выходку. Ему постоянно мерещилась Лада. Видя обнаженную Негу, он вспоминал… Ладу.

Боже! Как легко быть изгоем, парией, разбойником! Как легко, ведомым мыслью о мести, о власти, славе, идти по трупам к намеченной цели — и как трудно удержаться на вершине, сохранить рассудок, свой прославленный холодный разум!

Военег сидел, охваченный приступом страха, а Нега плакала, никак не решаясь спросить: «Почему? За что?».

Искра очнулась все в той же конюшне и в первый момент подумала, что все произошедшее у храма ей приснилось, но потом…

Как больно. Впервые ей отчаянно захотелось умереть. И, преисполнившись решимостью, девушка попыталась встать и сделать это — любой ценой, хоть как-нибудь, но тут поняла, что связана по рукам и ногам.

— Проклятый! — закричала она в темноту. — Ты и это предусмотрел?! Ты и это предусмотрел… Будь ты проклят! Будь ты проклят во веки веков! Да иссохнет твое тело, да поразит тебя тяжкое безумие! Проклят! Ты не проживешь и года, нечестивец! Я призываю Небеса в свидетели! Чтоб ты сдох, мерзавец! Проклят, проклят, проклят!!!

Она умолкла и долго лежала — безмолвно, отрешенно. Время превратилось в бесконечность; в мыслях пестрой круговертью проносились последние месяцы: прощание со Светлогором; Сивояр-колдун, умевший превращаться в сову; Шагра, песочный человек и рассыпающийся на его руках младенец; битва с мертвецами и таинственный крик последнего. С бородой веером. Что за запах он имел в виду?

Вспомнился ей и Девятко, и встретившийся на пути вестник. Жуткие сны о заброшенном городе и владыке его Тысячеликом. А потом была любовь, первая ночь, боль и кровь. И последняя ночь, такая волшебная, неземная…

И смерть возлюбленного.

Потихоньку воспоминания угасли. Искра стала замерзать. Дождь усилился, и сквозь дробный стук капель по кровле она услышала треск горящих бревен. Ей показалось, что жар погребального костра дохнул ей в лицо.

Они пришли очень тихо, Искра ждала их.

— Вы? — проговорила она, не открывая глаз. — Убьете меня сейчас, во дворе? Для этого пень? Мне все равно. Давайте, собаки, рубите голову, будьте вы прокляты…

Шипели факелы. Гости переминались с ноги на ногу.

— Так много на одну? Трусы…

Кто-то ласково погладил ее по волосам. Мягкая женская ладонь. Знакомая. Искра открыла глаза и увидела перед собой… Буяну.

Служанка быстро зажала ей рот.

— Молчи, — сказала она. — Ничего не говори. Гуннар, развяжи ее.

Черный Зуб, все такой же невозмутимый, перерезал путы кинжалом, после чего тихо и незаметно вышел из сарая.

— Переодевайся. — Буяна бросила Искре в ноги тюк с одеждой, сапоги и ее короткий меч в ножнах. Но княжна медлила, глядя непонимающими глазами на служанку. — Только не заставляй себя упрашивать. Знаю, что ты хочешь сказать, — не хочу жить и все такое. Забудь. Одевайся поскорее, а по дороге поешь. У меня в котомке хлеб с ветчиной и фляга с вином.

— Ты думаешь, мы сможем? — слабо спросила Искра.

— Сможем, — ответила Буяна, помогая ей одеться. — И в этом нам поможет Семен. Безбородый. Ты ведь знаешь его? Тот самый.

— Можно ли ему доверять?

— Не знаю, но у нас нет выхода.

На улице стояли Черный Зуб, Чурбак и Семен.

— А… — раскрыла рот Искра.

— Больше никого, — перебила ее служанка. — Злоба, Гудим, Лещ и остальные решили остаться.

— Волк предложил нам службу в его полку, — добавил Чурбак. — Посулил золотые горы, вот и… Я уговаривал здоровяка, но он отказался. Сказал, что не хочет бросать на произвол судьбы Горыню.

— Ерунда, — сказал Семен. — Служа у Волка, он ничем Горыне не поможет. Скорее всего, Горыню продадут в рабство.

— Неужели… — запинаясь, спросила Искра. — Неужели его не спасти?

— Нет, — сурово сказала Буяна. — Его хорошо охраняют, и он закован в цепи. Придется его оставить.

— Не отчаивайся… государыня, — ободрил Семен. — Если у нас все получится и нам удастся смыться, то мы можем надеяться на удачу и в освобождении твоего брата. Если, конечно, мои догадки насчет рабства верны. Багуны очень расхлябаны и плохо следят за пленниками, особенно в Междуречье.

— Хорошо, — глухо сказала Искра и сжала рукоять меча, словно он мог дать ей надежду. — Я верю вам. Не пора ли идти?

— Пора, — сказал Чурбак, но тут Семен жестом остановил его.

— Кто-то идет, — сказал он, вглядываясь во тьму и потихоньку вынимая меч из ножен.

— Один, — проговорил Черный Зуб.

— Опустите мечи, ребята, — послышался голос. — Это я, Тур.

— Чего тебе надо? — настороженно спросил Семен.