Искра и Тьма (СИ)

Унэг вышел к калитке. Тяжело брела, причитая, женщина. Она махала руками, словно кого-то отгоняя. В небе беззвучно блеснула молния, и Унэг узнал безумную старуху Ума́й. Не дойдя до воина несколько шагов, она с воплем пала на колени и простерла к нему руки; морщинистое лицо исказила гримаса ужаса.

— Оно идет! Оно идет! Уходи, парень!

Старуха закашлялась. Новая молния осветила вздувшиеся вены на лбу. На крики выбежали люди. Они держали факелы, шипящие под дождем.

— Что случилось? — спрашивали они, со страхом глядя на корчившуюся в судорогах Умай.

Старуха задыхалась, хрипела, рвала на груди одежды, металась из стороны в сторону. Один из рабов, повинуясь жесту хозяина, попытался приподнять беснующуюся, но Умай оттолкнула его.

Внезапно она затихла.

— Умерла? — послышался голос в толпе.

Тот же раб поднес факел. Умай широко раскрытыми глазами смотрела, казалось, в никуда. Глаза покрыла сплошная черная пелена, глубокая, как бездна. Старуха прошептала:

— Запах… Чую… запах.

— Убейте ее! — раздался чей-то истеричный голос.

— Не надо, — сказал Унэг, глядя на застывшую в неестественной позе безумную. — Умай умерла.

Над мертвым телом возникла призрачная, едва видная фигура человека. Дождь обтекал ее. Черты лица в темноте разглядеть не удалось, но воину показалось, что призрак смеется.

Манас сидел на большом камне под деревом, свесив голову. Рука сжимала посох. Казалось, старик ничего не замечал, даже заснул, но это было не так. Он исподлобья посматривал на людей, собиравшихся на Белесе.

Рыжебородый, краснолицый, квадратный Пурхан, кряхтя и постанывая, распекал слугу, согнувшегося в поклоне. Статный Талгат стоял вытянувшись, бросая настороженные взгляды по сторонам. Два его младших брата, судя по всему, скучали. Высокий и нескладный Байрак, хан камыков и бечелов, сидел на пеньке, стряхивая пыль с платья. Старейшины — Сапар, Миху, Очирбат, Хардар с правнуком, пугливо и восторженно глазевшим на все вокруг, — тихо переговаривались. Остальные постепенно подходили.

Вот пришел как всегда задумчивый и отрешенный Аюн. Он поздоровался со всеми, Манасу почтительно пожал руку. Следом приковылял Ба́гша, объект насмешек, — грязный угловатый дядька, больше похожий на конюха, нежели на вана. Эллак, легендарный и свирепый воин, ветеран Хайсовских компаний, ныне нечастый гость в становище, появился под удивленный шепоток присутствующих.

«Проницательный, честный человек, судя по слухам, — подумал Манас, глядя на него. — Вот кого нам не хватало все это время…»

Небо затянуло тучами. Внезапными порывами налетал ветер. Манасу приходилось придерживать рукой белую войлочную шапку. Шумела, раскачиваясь, липа. С веток срывались листья и улетали с холма. Время шло, погода портилась, а главные действующие лица еще не прибыли.

«Гордецы, — досадовал старик. — Выжидают, кто придет последним. Какой в этом смысл? Ребячество!»

«Ребячество»… Какое по-человечески теплое слово. Как-то плохо оно вязалось с призраком смерти, нависшим над всеми ними.

Мерген и Барх взошли на холм и расположились напротив друг друга. Барх сел на длинное бревно, приняв позу мыслителя. Для его дяди приготовили удобное кресло, в котором он и устроился, по-царски закинув ногу на ногу. Приближенные обоих претендентов на ханский престол также явились общей толпой.

С людьми Мергена прибыл и его шаман, Э́ри, старик лет семидесяти, больше напоминавший воина: крепкого телосложения и угрюмого вида. На шее висела сделанная из кости неизвестного животного подвеска с грубым и примитивным изображением солнца — Эри был бургом, чья родина находилась далеко на севере, в мифическом лесу Дамхо́н.

Все явились безоружными — таков был незыблемый обычай, никогда никем не нарушаемый. Даже на поясе Мергена отсутствовали его любимые декоративные, инкрустированные алмазами ножички.

«Кажется, все собрались», — подумал Манас и неожиданно почувствовал себя плохо. Перед глазами потемнело, но тут же все прошло; осталась только дрожь в руках. Он крепче стиснул посох и громко сказал:

— Вы готовы, уважаемые?

— Готовы, готовы, — раздраженно бросил Мерген, перебирая четки.

— Хорошо. — Манас с трудом поднялся. — Обратимся же к великому духу Небес со словами молитвы.

О, великий Туджеми́, дух Вселенной, создатель Сущего!

Ты, что даровал нам жизнь, тепло и воду!

Кто наполнил наши поля стадами овец и дал нам возможность питаться!

Кто дал нам коней и вложил в руки предков меч!

Будь милостив к твоим верным слугам!

Огради нас от слуг Подземелья, от их злых наветов и дурного глаза!

Даруй нам часть своего безграничного терпения и мудрости!

Даруй силу сразить врагов!

Слава тебе, о великий!

— Слава тебе! — хором подхватили все.

— Я закончил, — сказал старик. — Начинайте.

— Позвольте мне! — Миху бесцеремонно растолкал сидящих впереди него Унэга и Тумура и остановился напротив Мергена. — Я долго терпел, — сказал он, потрясая пальцем. — И теперь я буду говорить, а ты, почтенный Мерген, будешь меня слушать.

— Конечно, Миху-ата. — Мерген встал, приложил руку к груди и поклонился. — Я весь внимание.