Искра, погружайся! Под провокатором

– Если ты сейчас не уберешь свои лапищи от меня, то вместе с волосами отрежу твои бесполезные, ненужные пальцы! Маленький монстр! Ты думаешь, я не знаю, что ты всё делаешь мне назло?! Быстро принесите мне бритву!!

Лакей в сию секунду выбежал из спальни, и через несколько минут принес госпоже Фриде бритвенный станок. Та, даже не пытаясь смочить его чем ни будь, начала сбривать торчащие остатки темных волос с головы Цофии, не стыдясь царапать девочке голову.

Это уже дошло до какого-то маразма. Цофия выла во все горло, оставив всякие попытки противостоять бабушке. Я не выдержала, и в какой-то момент выкрикнула:

– Я сама обрезала себе волосы.

Рука Фриды замерла, и она медленно повернулась на меня.

Не будет же она теперь и меня брить налысо, за то, что я решила сменить имидж.

– Повтори, что ты сказала?!

Её тон мне не понравился вовсе. Какое ей вообще дело до моих волос.

– Говорю, я сама обрезала себе волосы. Устала ухаживать за длинными.

Фрида оттолкнула от себя Цофию, которая хватаясь за свою лысую голову попятилась назад, захлёбываясь слезами. Раббинович, медленной угрожающей походкой двинулась в мою сторону, плотно сжимая в руках бритву. Когда она подошла вплотную, то больно схватила меня за лицо, заставляя смотреть себе в глаза.

– Ах ты дрянь такая…, ты говоришь, сама сделала это… и всё время молчала?!

Я отпихнула её руку, гневно встав и посмотрев прямо в лицо. Кем она себя возомнила по отношению ко мне?

– Держите свои руки при себе, вы не имеете права ни трогать меня, ни командовать мной. И весь этот фарс, который вы затеяли вокруг меня – мне тоже не интересен и не нужен! И мои волосы – это моё дело! Хочу, отрезаю, хочу, нет! Мне надоело это всё! Я сегодня же уезжаю домой! И не побрезгаю рассказать о ваших выходках папе!

Фрида замахнулась на меня рукой, но я даже не дрогнула. Она лишь тряслась от негодования, и потом, убрав руку, схватив меня за волосы, наклонила к себе, лицо её исказилось от гнева, и она, брызжа слюной, и обдавая смердящим запахом ветхости своего дыхания, выплёвывая слова, произнесла:

– Твои волосы – принадлежат мне, как и вся ты принадлежишь мне, а своему бездарному, никчёмному отцу – можешь жаловаться и рыдать сколько хочешь! По тому что, ты – моя собственность!

Я начала задыхаться от возмущения.

– Что вы такое несёте?!

– Вот так, так что закрой свой маленький рот, и слушай, что тебе говорят, и более того, если вздумаешь что-нибудь сделать с собой без моего ведома, откручу твою симпатичную головку! Усекла!

– Я не собираюсь выслушивать эту чушь, дайте мне коммуникатор, я позвоню отцу.

– Звони куда и кому хочешь. Услышишь в ответ лишь то же самое.

Фрида убрала со лба, выбившиеся из высокой причёски редкие волосы, задрала свой нос в потолок и гордо вышла из комнаты, на ходу зазывая с собой всю свиту лакеев и горничных.

Я искоса посмотрела на трёх девочек, притихших в углу комнаты. Когда дверь за спинами Раббинович захлопнулись, я посмотрела на них.

– Кто из вас сделал это?! – железным тоном спросила я. Они молчали, только Цофия сидела всхлипывая, и поглаживала свою криво обритую голову. – Что, нет смелости сказать? Только по ночам можете прибегать, делать всё исподтишка?

Я бегала глазами по Ревекке и Цофии.

– Это сделала я, – встала с пола Наоми.

Честно признаюсь, меньше всего я ожидала этого от неё. Она мне всегда казалась самой адекватной.

Походу её сёстры нисколько не удивились её ответу, и лишь обняли себя за коленки. Наоми тем временем, сцепила руки в замок за спиной, и, не поднимая на меня глаз, продолжила.

– Извини…, к тебе это не имеет никакого отношения.

Я посмотрела в зеркало на своё новое отражение.

– Что-то я не очень заметила, что ко мне это не имеет отношения. Вообще-то, ты отрезала именно мои волосы, в том то и дело. И касается, это в первую очередь меня.

Плечи Наоми опустились.

– Я ещё раз приношу тебе свои извинения. Я не хотела доставлять лично тебе, неудобства.

– Но ты доставила!

– Прости, – Наоми подняла сестёр за руки, и те молча, виновато покосившись на меня, поспешили выйти из комнаты.

Меня переполняла злость. Сначала отец заявляет, что я принадлежу ему, затем Клауд, что я его, теперь появилась эта чокнутая Фрида Раббинович, помешанная на волосах, и объявляет, что я принадлежу ей.

Я закрыла дверь за девочками на замок, и подошла к кровати, в которую закинула мамин фотоальбом. Вновь включила его, и стала листать фотографии. На одной – мама как обычно грустная, я стою с ней, обнимая за юбку. На другой она с папой, рядом друг с другом, папа выглядел очень красиво, элегантно, как и мама. Я начала быстро перелистывать фото, и опять открыла ту, где мама сидит, обнимая свой большой животик и держа в руках свои любимые гортензии, цветение которых в нашем саду, я с таким трепетом ожидала каждое лето. И это была единственная фотография, где мама счастливо улыбалась. Но почему же, где-то на уровне подсознания, я чувствовала, что с этим фото что-то не так. Из раза в раз открывала его и никак не могла понять, почему оно вызывает у меня беспокойство.