Искра войны

Хотя за окном и воцарился мороз, Илле было душно и жарко. Но из-за страха, что за пределы спальни пройдет хоть один слух, окна не открывали.

Уже почти три недели старик прятался ото всех, желая поскорее забрать то, что должно быть его по праву, то, что он заслужил.

Когда дворец стал медленно оживать, трупы вывезли, а скорбный плач в Золотом городе затих, поползли змеи новостей, что консул Илла Раум Ралмантон при смерти – он пропустил все собрания выживших, затаился в своем доме. Другие же утверждали, что его затворничество связано больше со смертью нареченного сына Юлиана. Все жалели его, несмотря его на скверный нрав – нелегко потерять то, что только что обрел. Но никто и не догадывался, что этот же Илла приказал давать ему для здоровья кровь того, кто казался ему недавно сыном.

И вот, сумрак от мокрого снега окутал Элегиар и скрыл особняк от посторонних глаз. В нем под несколькими одеялами лежал измученный старик, который то и дело кидал полубезумные взгляды на труп рядом с собой. Тогда же, когда окровавленное запястье Иллы вновь не приняло дар, с губ того сорвался горестный стон – он чувствовал дыхание смерти. Времени оставалось все меньше.

Губы его были измазаны кровью – он пытался пить кровь покойного, но сил от этого не прибавлялось. Выпущенная кровь сразу же теряла свои волшебные свойства, как не может двигать пальцами рука, отнятая от тела.

Тогда Илла пытался припасть к запястью убитого и высосать из того все соки, но и этого он не смог, так как кровь будто бы не давалась, застаивалась и словно молниеносно густела.

– Дар Гаара – есть паразит, достопочтенный, – говорил обреченно Ариф и кидал осторожные взгляды в сторону Тамара. – Возможно… Дар действительно может мыслить и не принимает вас в качестве… преемника.

В дверь постучали. Постучали настойчиво. Илла поднял плешивую голову от подушки, отер пот с глаз и хрипло спросил.

– Кто?

Тамар, ибо всех слуг отослали из комнаты, чтобы никто из них не увидел тело, прошел в прихожую к двери и приоткрыл ее. Затем склонил голову в почтении и пропустил гостя.

– Я никого не принимаю, Тамар! Никого! Вон! Всех вон!

Но тут прошуршала мантия, и, ведомый наемником, в спальню вошел, отделившись от топчущейся в коридоре свиты, король Морнелий.

Илла как увидел его, так и вдавился в ужасе в подушки и почувствовал, как и на без того мокрой спине выступил пот. Потом, понимая, что перед ним не призрак и не видение, он попытался встать с кровати, но зашатался и упал назад на одеяла. И даже когда он схватился за трость, то и тогда у него ничего не вышло.

Меж тем демонолог Ариф и лекарь Викрий рухнули на колени перед святейшей особой.

– Ваше Величество, – прошептал Илла. – Это честь, что вы явились…

– До меня дошли слухи, – сказал Морнелий, и его губы исказила кривая ухмылка, – Что мой преданный советник при смерти. Поэтому я не мог не прийти к тому, кто служил мне так долго. Так запри дверь, я хочу поговорить с тобой наедине.

И Тамар, оставив свиту в коридоре, закрыл дверь и проводил слепого владыку за рукав к кровати. Там король нащупал длинными, тонкими пальцами ложе и сел на него, утонув в шелковых простынях. В комнате воцарилась тишина. Советник настороженно смотрел на короля, и в его глазах витал страх.

Морнелий же прошептал блеклым голосом, будто доносившимся из погребальной корзины:

– Ты обещал, Илла, что будешь со мной до конца. Ты помнишь это?

– Я с вами, ваше величество, и буду с вами до конца!

– И потому ты сокрылся в своей норе, как удав прячется перед смертью? Или удав, тайно пожирающий добычу, что у него ее не отобрали?

– Я желаю служить Элейгии столь долго, сколько у меня останется сил… Но сил у меня уже нет, ибо восстание Абесибо отняло слишком много здоровья. Язвы не заживают… Каждый день появляются новые… Тело мое гниет заживо, ваше величество, и жизни моей осталось на дне чаши, а дел, что я должен свершить во благо короны – не счесть.

И советник закашлялся кровью, обхаркал ею сам себя, отчего на белоснежном спальном платье растеклось пятно, спускаясь по ткани все ниже. Викрий уж было кинулся к хозяину, но тот лишь махнул рукой в отказе.

– И поэтому ты, Илла, решил забрать то, что тебе не принадлежит?

И Морнелий вдруг повернул голову туда, где лежал мертвец, будто не укрыты были его глаза белой пеленой, а лицо – шелковым платком. Илла вздрогнул. Викрий и Ариф сидели странно-бледные, понимающие, что здесь что-то не то, но молчали, были лишь пугливыми наблюдателями.

– Выслушайте меня, ваше величество, прошу вас! И рассудите. Ко мне в дом попал не мой истинный сын, а лжец, использовавший такую же лживую историю для спасения собственной шкуры. Это Юлиан де Лилле Адан – сын Гаара! Он отправился в путешествие, взяв с собой спутника Вицеллия, представился его сыном, чтобы скрыть свое происхождение, а, попав ко мне, обманул, дабы сохранить себе жизнь. Сколько всего я еще не сделал, ваше величество, и сколько предстоит сделать во имя Элейгии. А сколько я смогу сделать живым, обретя силы!

– Ты помнишь тот день тридцать пять лет назад, Илла?

– Помню…

– Ты помнишь, кто не дал тебе позорно умереть?