Искра. Волчьими тропами

Отношение к Старху формировалось у неё мучительно трудно. Нельзя было отрицать, что вожак выказал ей уважение и симпатию… Но помимо того, что она ожидала намного более сильных чувств от своей пары, Искра видела, что он считает себя униженным ею. Её знания, опыт, умения, поведение, всё это воспринималось им болезненно и неоднозначно.

А Рохх ворчит, сомневается, переспрашивает, смотрит сердито и упирается, если считает себя правым. Всё это нервирует, но не ощущается в этом угрозы. Нет ожидания взрыва, который может уничтожить физически или морально. А ещё несмотря на устраиваемые им маленькие бунты видно, что он сильно переживает и следит за её реакцией. Это было мило. Искра даже нарочно пару раз хмурила брови, чтобы увидеть его беспокойство и готовность отступить. Знала, что поступает глупо и нехорошо, но ничего не могла поделать с собой.

И если сравнивать братьев, то один снизошёл до неё, чтобы впитать нужные для его стаи знания, а другой хочет поскорее всё понять и стать равным участником в работе. И ему интересно!

А ей остаётся сожалеть, что она вовремя не распознала истинные мотивы Старха, а всё на что-то надеялась и придавала слишком большое значение его мужскому интересу к ней. И до сих пор сердце ноет. Не столько по Старху, сколько из-за разочарования в своей судьбе, и хочется избавиться от поселившегося в закутках души недоверия, а не можется.

После весёлого обеда Искра взялась за валяние обуви для Рохха, предвкушая, как он обрадуется. Лёгкая улыбка не сходила с её губ. Вскоре оборотень вернулся с Торром, и они начали вытёсывать на конце брёвен «лапы» для соединения их в венцах. О точности пока речи не шло, Рохх приноравливался к топору и пытался почувствовать свои руки в работе. Искра видела, что топор приходится часто затачивать, но работать им ещё можно было.

В конце дня в остывающей печи сушились натянутые на горшки шапки мелким и войлочные сапоги Рохху. Утром Искра собиралась пришить к ним кожаную подошву и подобрать шнурок. А сам оборотень сидел с задумчивым видом и поглядывал на собственные дрожащие руки с недоумением.

Так и потекли дни за днями в работе.

Рохх с Торром взяли на себя выплавку руды и ковку инструмента, а Искра охотилась на дичь, готовила еду, шила одежду. Неделю спустя они все вместе положили первый венец своего дома, а потом возведение дома остановилось, так как взялись за расщепление одного бревна на доски для пола.

В общем, когда ударили сильные морозы, то спали они на печи, а Рохх на тёплом полу, но стен и крыши над головой у них так и не появилось. Все работы пришлось остановить. Искра хоть и ждала сильных морозов, но оказалась потрясена их силой и суровостью.

Звериный облик меняли на человеческий только для того, чтобы топить печь, греть воду и готовить еду. Рохх и дети ждали этих моментов, чтобы послушать поучающие истории Искры, а она с каждым днём всё сильнее ощущала безнадёжность своего положения и скучала по той жизни, что потеряла.

Как же ей хотелось, чтобы открылся портал, и она с детьми вернулась бы домой! Им бы понравился её мир.

Искра готова была взять с собой и Рохха, хотя он до икоты ей надоел, заставляя рассказывать о том, как живут оборотни в её мире, как ладят с другими народами. А ещё он требовал, чтобы она бегала. Это на таком-то морозе, когда пар изо рта осыпается снежинками!

И вообще, эта бестолочь не понимал, что если бы не его неуёмное любопытство, то она гораздо реже оборачивалась бы человеком и не чувствовала себя ущербной, принюхиваясь к грязному телу. Но в предках у Рохха точно были клещи или пиявки!

— Мясо всё съели, а рыбу доедаем, — однажды сообщила она, устало привалившись к тёплой стенке печи.

Её уже давно тошнило от такой диеты, а по ночам снился хлеб, салатики из овощей, щедро посыпанные зеленью. Теперь всех преследовала хроническая усталость, хотя только и делали, что лежали и спали, прячась под шкурами.

В какой-то момент сначала дети, потом и Искра с Торром перестали забираться на лежанку, предпочитая ложиться на расстеленной на полу шкуре рядом с Роххом. Он стал главной грелкой, и за место у его живота или под лапой устраивали чуть ли не бои.

— Я пойду на охоту, — ответил мужчина, давая мелким запустить замёрзшие руки под меховую тунику к своему животу.

— Нас мало, чтобы загнать кого-то, — неуверенно возразила Искра, лениво подкидывая дрова в печь и с грустью переворачивая пустой горшок, в котором хранились травы. Осенью всем казалось, что трав насушили более чем достаточно, но не учли ни Рохха, ни своего аппетита. Пить хотелось всё время.

— Вы останетесь здесь, — отрезал Рохх.

— Но ты не можешь один… — Искра вяло возмутилась, хотя видит Луна, как ей хотелось обернуться волчицей, свернуться в клубочек и погрузиться в сон.

Но совесть не позволила молчать: слишком опасной могла оказаться охота в одиночестве. А ещё было обидно, что Рохх считает её слабой и изнеженной.