— Ах, это ты, Сусанна? — воскликнул я обрадованный — Что ты тут делаешь? Как ты меня испугала! Скажи-ка, Сусанна, ты «ее» видела или нет?
— Ты не Каро, — ответила старуха, не двигаясь с места. — Ты больше не обманешь Сусанну…
Она еще не забыла моей проделки у арабского минарета. И я, желая немного смягчить то впечатление, которое у нее осталось, сказал:
— Ты ведь знаешь, Сусанна, что я друг Каро, я его лучший друг. Он сам тебе это сказал, разве ты забыла?
— Сусанна этого не забыла, она это знает…
Я присел к таинственной старушке, которая под сенью этих священных деревьев казалась мне одним из тех сверхъестественных существ, которые постоянно меняют свой вид… И на самом деле, Сусанна сегодня была уже не такая, как в тот раз, когда я встретил ее среди развалин. Теперь она не казалась мне столь высохшей, уродливой и страшной, как тогда. Напротив, сегодня на ее потускневшем лице видны были следы былой красоты, которая увяла. На ее изнуренном лице сохранились еще следы былой привлекательности и ее черные глаза выражали глубокую печаль. Эти глаза служили зеркалом, в котором отражались все страдания ее измученного и скорбного сердца.
— Сусанна, ты встречала Каро после того дня? — спросил я, приветливо глядя на нее.
— Сегодня люди еще не успели сесть за обед, когда Сусанна встретила Каро.
— Какую же ты весть принесла ему о той девушке, которая в замке?..
— Этого ты не спрашивай. Сусанна тебе этого не скажет.
— Ведь ты знаешь, что Каро ничего не скрывает от меня.
— Пусть он сам и скажет тебе.
Мне стало ясно, что этой тайны у нее не вырвешь. Поэтому я бросил всякие расспросы. В эту самую минуту Сусанна приложила палец к губам и издала свист, похожий на посвист птиц. И тотчас же из-за кустов, которые были неподалеку, послышался такой же ответ. Не прошло и минуты, как оттуда выскочила маленькая девочка и, подбежав к Сусанне, прижалась к ее груди. Она обняла Сусанну своими загорелыми ручонками и стала ее нежно целовать.
Эта картина растрогала меня и вместе с тем пробудила во мне таинственные силы суеверия. Не является ли эта девочка одной из тех таинственных духов, через которых Сусанна приводит в исполнение свои колдовские замыслы? Эти мои мысли подкрепляло и то фантастическое, чарующее платье, которое было на этой девочке, и которое так шло к ее изящному телосложению и пленительной дикой красоте. Это была та же девочка, которую я уже видел один раз у развалин арабского минарета, где я впервые встретил Сусанну.
Увидев меня, она бросила Сусанну и с улыбкой на лице подбежала ко мне. Она держала себя как старая знакомая.
— Купи, господин, этот талисман, Гюбби сама, собственными руками его изготовила, — сказала она мне.
Она снова улыбнулась и глядела на меня своими черными блестящими глазами. В руке она держала, предлагая мне, четырехугольный кусочек агата. Это был талисман, украшенный различными письменами и рисунками. Таких талисманов я видел много. Женщины носят их на шее. Я дал единственную серебряную монету, которая была у меня и купил у маленькой колдуньи этот талисман. Она поклонилась мне и снова побежала к Сусанне.
— Гюбби, спой что-нибудь для господина, он ведь дал тебе больше, чем стоит твой талисман, — сказала старуха.
Девочка нисколько не стесняясь, смело запела какую-то песню на незнакомом мне языке. Я слов не понял, но ее свежий, чистый голос произвел на меня приятное впечатление. Когда кончила петь, она снова подбежала ко мне и сказала:
— Дай руку, Гюбби погадает для тебя, — и она схватила мою руку своими маленькими ручонками.
Я не отнимал руки. Она уселась рядом со мной. До сего дня я не могу забыть с какой таинственной серьезностью приступила маленькая гадальщица к своим предсказаниям, читая по линиям правой ладони мою судьбу. Ее слова были бессвязны, как у жрицы, но не были лишены известного содержания и смысла. Содержание ее слов сводилось к следующему:
— Путь твоей жизни тернист. На каждом шагу перед тобой расставлены сети. Ты будешь попадать в них и выходить оттуда, храбро побеждая все трудности и препятствия. Эта борьба будет длиться долго, до тех пор, пока твои черные волосы станут седыми. Тогда пробьет для тебя час мира и покоя. И тогда солнце твоей жизни, которое ныне покрыто черными тучами, взойдет во всей своей яркости…
Она на минуту остановилась, потом продолжала:
— Ты любишь двоих. Они обе прекрасны, как райские гурии. Они своим горячим сердцем нежно привязаны к тебе, но ни одна из них…
— Довольно, — прервал я ее, — я знаю, что ты скажешь…
Она с грустью посмотрела на меня и отпустила мою руку, по-видимому, обиделась на то, что я недостаточно серьезно отнесся к ее искусству.
— Гюбби, ведь ты для всех гадаешь также.
Она с достоинством ответила.
— Гюбби не лжет. Она говорит только то, что ей сообщает высший дух.