Я шел по долине, где возделанные поля обещали обильную жатву. Всюду кругом кипела работа. Тут пашут, там сеют, а там дальше пасутся стада. Все в движении, всюду жизнь, всюду труд!.. Да, «не ленив этот народ», вспомнил я слова Каро. И вот такой народ так несчастен!..
Вдруг до меня донеслись звуки песни, которые сладко различались в свежем утреннем воздухе… Ясно и отчетливо слышал я слова песни:
Пел эту песню, как оказалось, Асо, который неподалеку пахал. Я подошел к нему.
— Бог в помощь! — сказал я.
Асо принял мое приветствие и продолжал свою работу. Я спросил его, соответствует ли действительности то, что говорилось в его песне, действительно ли его положение таково, что он зимой будет обеспечен хлебом, а его скот кормом? Он ответил, что мы обыкновенно поем о том, чего нет и добавил, что лучше работать бесплодно, чем сидеть без дела, ибо безделье удел мертвых.
— Эта земля не помещичья, — сказал он.
— А чья же?
Он ответил, что эту пашню его отец купил у жены какого-то курда, которая сильно нуждалась и вынуждена была продать свою землю и поэтому за нее Асо не платит налог, она собственная и свободна от налогов. Когда я высказал мнение, что хорошо было бы, если б каждый крестьянин владел клочком земли, Асо ответил, что правда, это было бы хорошо, если б только позволили. Затем он добавил, что ведь у крестьян нет денег, чтоб купить землю, а если и покупают, то помещики начинают враждовать и притеснять их — то воды не дают для орошения, то подсылают своих людей, которые портят посевы, то поджигают стога жатвы, одним словом, делают все, чтобы отбить у крестьян охоту иметь собственную землю, и чтоб крестьянин вечно оставался при убеждении, что он без помощи и покровительства «ага»-помещика не в состоянии жить…
— Ты своими собственными глазами видишь, — продолжал Асо, — что у меня за поясом два пистолета, а к ярму привязано и ружье. Для чего все это? Ведь я здесь пашу и казалось бы на что оружие, с кем же я собираюсь воевать? Но оказывается, оружие нужно. Враг вечно стоит за нашей спиной. Того и гляди нагрянут курды с пиками и с пением «ло-ло». Того и гляди, вылетят из ущелья, отпрягут волов и айда, угонят. Все время надо зорко следить, ухо держать востро, а то не успеешь оглянуться, как волы исчезнут, и тогда поди да паши землю! Но пока со мной они, — он указал на пистолеты, — сам черт не угонит волов Асо!..
— Но ведь тоже может случиться и с теми работниками, которые пашут на помещика?
— Нет, брат, помещики сами грабят своих работников, но не позволяют, чтоб другие грабили их покорных рабов. Везде всякий зверь защищает свою добычу от других зверей…
— Безразлично кто грабит, сами или чужие. Ведь и в том, и в другом случае работник-крестьянин оказывается ограбленным.
— Нет, не безразлично. Ты, вероятно, знаешь, басню о курице, которая ежедневно несла своему хозяину по золотому яичку. Рабочий-земледелец является именно такой курицей для «ага»-помещика, поэтому этот последний его не убивает, чтоб сразу вынуть из живота его сокровище. Он оставляет его жить, чтоб тот нес ему золотые яички. А разбойники его не жалеют и думают сразу разбогатеть, поэтому они и не щадят жизни работника…
— В течение какого времени ты успеешь вспахать эту полосу земли? — спросил я, желая переменить тему разговора, который производил на меня гнетущее впечатление, так как я думал: чем же гарантирован крестьянин, если ему нужно всегда с оружием в руках защищать от нападений и свой скот, и плоды своего труда. Тем более, что, думал я, ведь не всякий крестьянин сын охотника Аво, умеющий обращаться с оружием и пользоваться им, что могут сделать те, у которых нет даже простого ножа?
Асо, видимо, не расслышал меня и мне пришлось повторить свой вопрос.
— Ежели бог поможет, то не трудно вспахать. Правее, Марал! — крикнул он красному волу. — Видишь, созвездие «Алуга» было там — он указал на небо — когда я начал сегодня пахать — и вот, как видишь, я вспахал порядочно. Благословен ранний труд, а то, когда солнце уже поднялось, не только грешного человека, но и бессловесное и неразумное животное не следует заставлять трудиться. Солнце прямо жжет, дышать невозможно. Ну, Джейран, чего ты дохнешь! — обратился он на этот раз к серому волу.