Искупление

Выезжали рано поутру. Еще затемно были выведены кони, и к рассвету, когда Дмитрий вышел на рундук, уже одетый, уже оплаканный Евдокией, он увидел сверху выжженный солнцем, вытоптанный лошадьми и людьми двор, а посредине его, чуть в стороне от конницы кметей и ближних бояр, ехавших с ним в Орду, как раз напротив трапезной половины - своего буланого коня под черным в серебре седлом, матовый блеск серебряного стремени и бармы на очелье конской головы, тоже отделанные серебряным звездопадом, - увидел все и понял, что с этой минуты даже он, великий князь, ничего не может изменить в предстоящей судьбе своей и своих людей. На миг пустое седло, которое в тот момент старательно поправлял подуздный Семен Патрикеев, показалось ему опустевшим навсегда, будто он, Дмитрий, смотрит на него из будущего в сегодняшний день, в котором он живет и уже не живет, погибнув где-то в Орде и принадлежа вечности. Вообразив, что так и будет когда-нибудь, даже очень скоро, он ощутил неприятный холодный ком, шевельнувшийся где-то в груди, почувствовал, как деревенеют ноги. Он перемог слабость и стал спускаться вниз, считая зачем-то ступени. Следом за ним, да так близко за спиной, будто подгоняя и выталкивая, спускались князь Владимир Серпуховской и Дмитрий Боброк, ночевавшие в княжем терему.

Внизу, у первой ступени, сняв при появлении шлем, стоял в походном облачении боярин Дмитрий Монасты-рев, опытный ратник, правая рука Боброка и большой весельчак. Вчера, когда Дмитрий объявил ему нежданно, что берет его с собой в Орду, тот побледнел и низко поклонился. Казалось, бледность не сошла и до сей поры с его круглого, белого, будто девичьего, лица, будто не ему, здоровяку, принадлежащего, а кому-то другому, хрупкому, не воину. Рядом с ним, чуть отступя, как бы оставляя дорогу великому князю, стоял "неразлейвода" Монастырева - Назар Кусаков. Этот сам напросился, увязался за дружком. Издавна, с малых лет, ходят один за другим бык да теля Монастырев да Кусаков, коего обделил бог телом и силой, но не обделил ловкостью. Раз с боярином Кошкой боролись на святках - ни дать ни взять два ужа невеликих! - но Кошка хитрей, ловчей и руганью, коль нет близко митрополита, зашибет... На Кусакове новехонький калантарь, насвет-ленный войлоком, блестел ослепительно даже в предрассветный час. У больших ворот проминал своего каурого князь Андрей Ростовский. В этом поклонном походе он был при Дмитрии первым по званью среди всех ехавших в Орду бояр. Завидев великого князя, князь Андрей остановил коня, бросил поводья своему подузд-ному дворянину, спрыгнул гга землю и подошел.

- Доброго вам здоровья, братья мои! - поздоровался Дмитрий как можно бодрей.

В ответ все молча поклонились.

Дмитрий чуть отстранил Бренка, подававшего ему меч, сам приблизился к князю Андрею, и некоторое время они смотрели в глаза друг другу. Ночью Дмитрия снова мучили сомнения: спроста ли князь Андрей так охотно и смело едет в Орду? Уж не вознамерился ли заполучить ярлык на великое княжение, коли погибнет там он, Дмитрий? Кому только не мутили ум тот ярлык и власть вместе с ним? Но сейчас, посмотрев в глаза слуге своему, он снова убедился, что больше не следует сомневаться в этом человеке.

- Ладно ли покручен в дорогу? - спросил негромко Дмитрий, спросил ласкоро, как бы прося прощения за недобрые мысли, обуревавшие его несколько лет подряд и даже в эту ночь.

- Спаси тя бог, княже, за заботу. Коли велишь, то не возьму и слуг своих, но сам тебе слуга буду верный.

- Любезны мне слова твои, княже Андрей. Да будут слуги мои - и твои слуги.

Только после этих слов, повеселевший, он повернулся к Бренку, принял от него меч и препоясался.

У красного крыльца, растянувшись до гридного прируба, стояла молчаливо боярская толпа, за которой замерла конная сотня Григория Капустина, а за ней мирно и домовито темнели пасти растворенных конюшенных дверей, источая упоительно сладкий запах овса, навоза, конского пота, упряжки - знакомые с детства притерем-ные запахи... Впереди всех бояр стоял тысяцкий Вельяминов, опять пришел со своим молодым сыном Ванькой. Рано ему бывать на важных княжих выходах и выездах. Небось в гридню служить не загонишь - ниже чести, должно, считает, вознамерен, видать, сразу унаследовать отцову степень с дружиною, со слугами, со землями, с почестями... Все это мигом пронеслось в голове Дмитрия, пока подводили его буланого под черным . седлом, пока разворачивали на копье темно-багровое княжеское знамя. Надо было бы сказать еще одно, может быть, последнее слово боярам, но плач Евдокии, уже совсем отяжелевшей животом, плач, не только обычаем надсаженный, но горестию самой, вырвался наружу через растворенные оконца, звонко раздавался среди утренней тишины в тереме, таком гулком, будто он опустел отныне и навсегда.

- Великой княже! Святитель ждет тебя у колокольни Лествичника! прокричал привратный страж.

И будто тяжесть снял с души.