Искупление

– Я так переживаю, что тебе пришлось это пережить, – обратилась она сперва ко мне, а потом к полицейскому. – Я как раз собиралась забрать ее. Госпожа Синохара позвонила мне и сказала, что в школе случилось что-то ужасное, но проблема в том, что моя старшая дочка плохо себя чувствовала с самого утра. У нее очень тяжелая астма. Она не могла ничего есть, а вечером согласилась съесть немного овощного супа, и я его ей готовила. В таком состоянии может есть только мой густой суп. А мой муж и сын заняты с родственниками, которые приехали погостить на Обон.

Только что убили человека, а мама могла с улыбкой такое говорить… Я начала плакать. Не знаю почему – может, оттого, что чувствовала себя несчастной… Я вспомнила вас, громко всхлипывающую над телом мертвой дочери. Если б убили мою сестру, уверена, мама так же рыдала бы – а если меня, возможно, она даже не пришла бы.

Мой отец? Он пил с родственниками весь день и к вечеру был уже никакой. Но если б и не это, вряд ли он пришел бы меня забирать. Представляю даже, как он говорит: «Слишком много беспокойства». В своей семье он рос как наследник, его очень баловали, а к не-наследникам он относился весьма равнодушно, особенно к такой неудачной младшей дочери, как я. И не потому, что ему некому было передать кучу денег. Конечно, нет.

Пока я плакала, мама добавила мне настроения, сказав:

– Ты уже в четвертом классе, могла бы прийти домой сама.

Тогда мне не было бы так неудобно, услышала я в этом заявлении. Им было все равно, что со мной. А уж если родители так относятся ко мне, то все остальные и вовсе не должны меня замечать, несмотря на то насколько хорошо они видят. Таким представлялся мне окружающий мир.

Я раздумывала над всем этим, когда полицейский сказал:

– Это я ее задержал; пожалуйста, извините меня. – Он повернулся ко мне, нагнулся, погладил по голове и добавил: – Ты, наверное, очень испугалась… Спасибо, что все мне рассказала. Теперь полиция всем займется, а ты отдохни как следует.

Его огромная теплая рука почти обхватила всю мою голову, никогда не забуду это ощущение. И с тех пор я искала руку, которая заставит меня почувствовать себя так же.

После убийства очень сильно изменилось отношение ко мне моей сестры.

Мама, возможно, единственная из всех, кто не пришел забрать своего ребенка, наверное, испытывала угрызения совести. Она стала относиться ко мне необыкновенно ласково.

– Ты не голодна? – спрашивала она. – Может, приготовить тебе что-нибудь? Хочешь, привезу тебе из соседнего города какое-нибудь забавное видео?

Так примерно она говорила, впервые в жизни проявляя активную заботу.

– Хорошо, я бы съела запеканку с макаронами, – отвечала я.

Но когда садились есть, на столе оказывались холодная лапша, курица на пару и салат с черносливом.

– Твоя сестра не может есть горячее, – объясняла мама. – Ей от него становится хуже.

Что же касается видео, то выяснилось, что сестра терпеть не может шумные мультики, и в итоге мне ничего не привозили.

С сестрой все стало понятно. Все, видимо, пожалели, что убили не меня.

Не в силах терпеть это дальше, я опрокинула миску с лапшой и закричала. Я никогда раньше себя так не вела. Всегда думала, что сестра переживает за меня, и старалась быть терпеливой. Но теперь стало ясно, для кого наступили плохие времена. Сестра разрыдалась.

– Простите меня, это я виновата, – сказала она. – Если б я была здоровой, Юке было бы легче. Я сама могла бы приготовить ей запеканку, раз она так расстроена. Хотела бы я быть другой, крепкой… Почему я должна так страдать? Почему, мам? Скажи мне!

Она со слезами жаловалась на свою жизнь, и мама сказала ей:

– Прости меня, Маю, мне так жаль… – Она крепко обняла сестру и громко заплакала.

Все это происходило на следующий день после убийства.

Потом всякий раз, когда мне нужно было идти с мамой в полицию на допрос, состояние сестры ухудшалось, и меня приходилось сопровождать матери Маки. Новость об убийстве Эмили прошла по телевизору. Когда отец пытался расспросить меня, какие вопросы задавали в полиции, сестра сразу заявила, что все это так ужасно, что у нее пропал аппетит, и положила на стол палочки для еды. Вскоре тема убийства стала запретной, так как расстраивала Маю. Как и раньше, все волновались только о ней, а обо мне никто не вспоминал.

Я знала, что бессмысленно роптать по этому поводу, но это не значит, что я не переживала из-за этого. Скорее наоборот. С каждым днем во мне росло беспокойство. Я была уверена, что полиция в ближайшее время поймает преступника, но ничто не наводило на мысли о его скором аресте. И возможно, мы были в этом виноваты. Конечно, все мы были просто детьми, но, с другой стороны, – единственными свидетелями. А мы, как одна, заявили, что не помним его лица. Я понимала, что Саэ, жуткая трусиха, и Акико, слегка дурная и раньше, а теперь еще с травмой головы, могли все забыть. Но я не верила, что Маки тоже не помнит его лица. Хочу сказать, что я бы запомнила, если б видела нормально.