Искупление

Те появились наконец в сиянии божественной славы, счастливыми и гордыми победителями, чья вера восторжествовала через творимые их руками чудеса: как встарь, единая молитва была услышана и невидимая преграда отделила мир людей от мира нелюдей. Заслон был восстановлен. Аггары встречали новость дружным ликованием. Кар от восторгов удержался, но вздохнул с облегчением: одной великой заботой меньше. В глубине Злых Земель наверняка остались живые твари, рано или поздно они пришли бы опять. Теперь о звероподобных можно было забыть на несколько тысячелетий – как раз достаточно, чтобы разораться с прочими бедами.

Когда алые сутаны в последний раз полыхнули на солнце, и стройные отряды жрецов пропали из виду, чтобы через три дня быть уже в Тоссе, Кар собрался наконец в путь.

– Ты вернешься? – беспокоился Чанрет.

– Когда тебя ждать? – спрашивал Лэйн.

– Скоро, если буду жив, – отвечал Кар обоим.

В последний вечер, когда он пешком возвращался из селения, от шатров, что подарили магам аггары, вышел Моурет. Медленно пошел навстречу, пиная траву. В Империи близился праздник Благодарения, но ни в воздухе, ни в листве не ощущалось признаков осени. Кар задержал шаги. Ему так и не удалось подружиться со своим взрослым и незнакомым сыном. На все попытки завести разговор мальчик глядел исподлобья и отвечал коротко, враждебно.

– Моурет, – сказал Кар, когда расстояние уменьшилось до пары шагов. – Ты ищешь меня?

Тот остановился.

– Ты завтра улетаешь, да?

– Да. Я могу что-то для тебя сделать?

Мальчик молчал.

– Моурет, – начал Кар как можно мягче. – Ты избегаешь меня, не хочешь говорить. Я понимаю. Я не был тебе хорошим отцом, признаю, но…

– Ты никаким не был! – зло, почти со слезами перебил тот.

– Да! Да, это так. Я кругом виноват перед тобой. И знаешь, ты такой не один – труднее найти того, кому бы я не причинил зла. Это проклятие, наложенное когда-то моим отцом. Еще до моего рождения он предрек, что я буду нести горе и смерть всем вокруг, так и получилось. Поверишь ли, если я скажу, что не хотел этого?

Молчание.

– Моурет. Мой сын, скажи, могу ли я хоть как-то искупить свою вину перед тобой?

Сначала показалось – мальчик не ответит. Потом слезы хлынули из его глаз, и со слезами вырвались слова:

– Освободи маму!

– Моурет… – Кар осекся.

– Не хочешь?! Тогда ты… Тогда…

– Тише! Я не сказал – нет! Послушай, – Кар отчаянно искал и не находил слов. Как вышло, что ему не выбраться из тупика, в который он загнал себя сам? – Послушай меня. Ты уже взрослый, Моурет. Постарайся подумать, как взрослый…

Но Моурет не хотел думать, как взрослый. Он не хотел ничего, он требовал ответа, и Кар слишком хорошо его понимал:

– Ты. Ее. Освободишь?!

– Это не в моей власти! – стоило повысить голос, и мальчишка тоже приготовился закричать. Кар быстро поднял ладонь: – Помолчи. Дай мне сказать. Только император может дать ей свободу, не я.

– Попроси его!

– Моурет, я не тот человек, кто может теперь обращаться с просьбами. Император гневается на меня. Я причинил ему горе большее, нежели тебе, и оно, увы, непоправимо. Отправляясь в Империю, я не знаю, что меня там ждет. Клянусь, если император решит заточить меня, как твою мать, это будет с его стороны милосердно! Но ты, Моурет… ты все еще герцог Тосский.

Мальчик кивнул. Он слушал теперь молча, широко раскрыв глаза. По щеке скатывалась запоздалая слезинка.

– Ты примкнул к врагам Империи, – продолжил Кар, – это так, но пока что тебе не предъявили обвинения в измене. Если хочешь, можешь полететь со мной. Сомневаюсь, что император внемлет просьбе, но почему бы тебе не попытаться?

– А ты будешь тоже его просить?

Тело богини, душа змеи, руки убийцы. Лаита.

– Твоя мать осуждена за соучастие в убийстве императора Атуана. Это не клевета и не вымысел, к сожалению. Я был свидетелем заговора. И свидетелем ее лжи, когда она обвинила во всем меня.

Моурет закаменел. Он не желал ничего слышать, не желал верить. Кар продолжил со вздохом:

– В заговоре участвовали четверо. Один казнен; Лаита и баронесса Урнская, твоя двоюродная бабка, содержатся в заключении. Но четвертый, тот, кто отдавал приказы, кто виноват намного больше других, не понес наказания. И уже, наверное, не понесет. Поэтому… не будет чересчур несправедливым просить свободы для твоей матери. Если император станет меня слушать, я поддержу твою просьбу.

– Ладно. Я лечу с тобой.

– Ты должен понимать, что если все обернется худшим образом, я не смогу тебя защитить. Здесь ты в безопасности, Моурет, там же… Там ты можешь быть казнен по обвинению в измене и колдовстве, а я… Не знаю, что будет со мной. Из всех возможностей я предпочел бы смерть от руки императора.

– Но почему? – недоуменно переспросил мальчик. – Ведь ты же выиграл войну!

– Слишком дорогой ценой.

– Значит, ты теперь тоже боишься?

– Нет, сын. Не боюсь.