Искупление

– Благодарю, Атуан. Но сейчас, хоть моя просьба и покажется странной, мне нужна твоя помощь как жреца. Я должна переговорить с Верховным жрецом, но так, чтобы о нашем разговоре никто, кроме тебя, не узнал. Можешь ли ты это сделать?

Атуан поклонился с удивлением, но без колебаний.

– Разумеется, госпожа Сильная. Соблаговолите подождать в моей палатке.

Часть III. Наследник

«Здесь ты слопал моего коня».

Огромный золотистый грифон растянулся на траве – воплощенная сытость и приятная усталость от целого дня в воздухе. Упитанный олень-двухлетка был съеден вместе с костями и шкурой, остались только отброшенные в сторону рога да куски, что теперь, насаженные на прутья, дожаривались над огнем.

«Это было не здесь».

«Как же, я помню. Та самая поляна».

«Тот лес южнее и поляна меньше. Конь был невкусный».

Кар засмеялся:

– Да ты просто растолстел, зверюга. Кухарки тебя забаловали.

«Они думают, что сытый я менее опасен, – сообщил Ветер, показывая картины дымящихся бычьих туш в огороженном специально для кормления грифона закутке двора. – Я не охочусь на людей».

– Нет, разумеется. Но людям в это бывает нелегко поверить.

Попробовав мясо, Кар счел его вполне готовым. Откусил большой кусок, задохнулся от жара и сказал мысленно:

«Но все-таки здесь то самое место».

«Нет».

– Уфф… Я помню, Ветер. Я спал в тех зарослях, они стали не намного гуще. Я бросил племя перед войной, изменил невесте, хотел убить герцогиню Тосскую, а сам вместо этого спал с ней и в довершение продал душу тьме, не подозревая, что эта тьма зовется моим отцом. Когда увидел на поляне грифона, я решил, что он меня убьет, и обрадовался…

«Что с тобой? – спросил Ветер, потому что Кар уже не первый раз пускался в воспоминания. – Что тебя тревожит?»

– Не знаю.

В черных с искрами глазах зверя мерцало беспокойство. Кар виновато улыбнулся другу и признался:

– Кати пришла. В этом все дело.

«В ней или в твоей памяти?»

– Второе. Знаешь, Ветер, как бы я ни старался, я все еще один из них.

«Знаю».

– Еще бы ты не знал, мой мудрый грифон! Я рад ей, безумно рад, но сколько она выдержит без крови? Ей придется вернуться или погибнуть. Сомневаюсь, что Сильная Кати выберет старость и смерть.

«Мора знает».

– Знает – что?

«Не знаю, – теперь грифон казался виноватым. – Она молчит».

– Молчит… Но Кати не лжет? Я не зря ей доверился?

«Нет».

– Хорошо. Потому что было бы слишком, даже после всего, если бы Кати ударила в спину.

«А не в спину?»

– Не в спину – легко. Клянусь Силой, у нее хватает причин.

Поев, Кар вытер жирные пальцы о траву и отправился к роднику – пить и умываться. Звонкий ручеек выбегал из-под напоминавшего замшелый рыцарский шлем камня, наполнял узкое русло, день за днем углубляя его, и терялся близкой полутьме зарослей. Корявые ветви древних берез и грабов смыкались над ним сумрачной аркадой. Солнце только начало долгий путь к закату; поторопившись, можно было к ночи быть у аггаров. Но Кар не спешил. Один день ничего не изменил бы, а вызывать суматоху, обрушив на спящее селение гостя столь пугающего, как Ветер, не хотелось. Мысль посвятить вечер охоте и отдыху показалась отличной и грифону, и человеку – теперь и не упомнить, кому первому она пришла в голову. Время, проведенное с Ветром, как и прежде, оставалось для Кара самым счастливым. Нечасто удавалось им побыть вдвоем, оторвавшись от государственных забот и военных дел: брат-принц и военачальник Империи – существо куда как более занятое, нежели ученик магического курса в Долине. Отправляясь в долгие походы к разбросанным по стране укрытиям магов, Кар оставлял грифона в столице и, наравне с отрядами, которые вел в бой, садился в седло. Ветер не спорил. После памятного боя за Долину, когда оба они чудом не сошли с ума, Кар ни что не позволил бы другу видеть гибель сородичей. Видеть вживую – собственных воспоминаний Кар, увы, спрятать не мог.

Сегодняшний же тихий вечер, последний вечер пути, принадлежал лишь им двоим и обоим казался желанной и незаслуженной наградой. Сегодня они от души наслаждались тихими минутами вдвоем и не спешили обратно к безумию страха, боли и смерти, в котором жили так долго, что забыли, каков на вкус мир. Полянка и родник в окружении вековых деревьев были, может быть, и не теми самыми, что свели их когда-то, но очень и очень похожими. Костер, вспыхнувший от легкого движения Силы, горел почти бездымно. Шепот ветра в листве походил на шум далекой реки, он успокаивал и навевал дрему; родничок напевал звонко и беззаботно, а запах цветущей травы был вкуснее вина. Золотой грифон был песней сердца Кара, единственным, что не давало ему закоченеть от множества убийств.

«Мы – вместе, – отозвался последней мысли грифон. – Ты – мой».

«Твой, – согласился Кар, умываясь холодной до ломоты в пальцах водой. – Не скажу, правда, что тебе со мной повезло».

И рассмеялся в ответ на гневный протест Ветра.

Умывшись, вернулся к грифону – тот вытянулся на боку, как всегда сразу сделавшись похожим на огромного кота. Кар устроился между его лап и гладил мягкую шерсть, пока ночь не занавесила небо одеялом темноты и обоих не сморил сон.