Искупление. Часть вторая

— Наемники добивают, сдохнут все, кроме тебя, меня и Когена. Советник мне еще нужен, толковый, — с нескрываемым сожалением произнес его сиятельство. — Но со временем и от него избавлюсь. Юродивых уберут завтра. Пока они еще слишком приметны. Алхимика жаль, полезный был, но ничего не поделаешь, благополучие Таргара…

— К бесам, Най, какой Таргар, ты свой зад спасаешь, — раздраженно ответил Энлер. — Я слишком хорошо тебя знаю. Если бы для твоего благополучия нужно было вырезать Таргар, ты бы вырезал собственными руками.

— Много говоришь, святоша, — недобро усмехнулся герцог.

— Не пугай, — отмахнулся Первосвященник, — я тебе нужен на престоле Владыки. Если твоя Сафи, действительно, жива, и ты ее найдешь, никто, кроме меня твой брак с ней не одобрит. Да и прочую грязь не прикроет. Так что я, пожалуй, единственный, кого ты будешь беречь. — Затем перевел взгляд на гроб. — Глас был потрясающим, красиво завывал.

— Громогласная труба — отличное изобретение, — усмехнулся Найяр, сверля приятеля пристальным взглядом. — А мои наемники замечательные звонари. Будет, чем заняться, когда одряхлеют.

— И не смотри на меня так, никого более подходящего ты не воспитаешь, и ты это знаешь лучше меня. — Энлер вздохнул и направился к выходу из склепа. — Сыграют еще бесы на наших с тобой костях, твое сиятельство, ох, сыграют. Идем, нужно народу объявить о "чуде", — усмехнулся он.

Найяр проводил Первосвященника тяжелым взглядом. Не любил он, когда его загоняли в угол, даже таким образом, обещая дальнейшую преданность. В одном Энлер был прав, он был единственным, кто устраивал герцога на Небесном Престоле, и это крайне раздражало. Передернув плечами и помянув Черного бога, герцог Таргарский покинул склеп, ему предстоял еще один акт пьесы под названием "Вознесение дражайшей вороны". Об одном он жалел сейчас, что его сокровище не может разделить с ним нынешний триумф, да и завтрашний, потому что и от второго обвинения он был защищен.

Через несколько дней Таргар вздрогнет от массовых казней изменников. Уже точили топоры палачи, смазывали салом веревки, и камеры ждали момента, когда арестанты покинут свое последнее убежище. Если Адох хочет официальных казней, он их получит. Но, в связи с открытым обвинением, шлейфом тянулись и указы о лишении дворянского звания семей заговорщиков, арест их имущества в пользу герцогской казны и изгнание, кого-то и с территории Таргара. Сожалел ли Найяр, что вся грязь вплывает наружу? Нет. Жаловались? Искали защиты? Получите возмездие.

Сильней всех страдали семьи таров и таргов из мелкого дворянского сословия. Наиболее родовитые семьи его сиятельство решил пощадить, лишив их половины имущества, ибо недовольство тех, кто был наиболее приближен к власти, было чревато возможными мятежами. А это было уже лишним. Найяр просматривал ветви рода Грэим, отыскивая возможных претендентов на свой престол. Родственников, уже не особо близких, здравствующими ныне нашлось пятеро. Был еще дядя, но старый хрыч мало подходил на роль зачинщика восстания, и своего племянника он боялся больше, чем желал стать Таргарским герцогом, а из отпрысков дядюшка Грэим сумел народить только пятерых дочерей, потому мог спокойно влачить свою старость. Остальных же ждал печальный конец. Его сиятельство не желал сохранять за спиной возможный клинок, предвидя растущее недовольство, которое обязательно найдет отклик у бритов, в Адохе и еще нескольких государствах. Потому тех, кто был способен возглавить переворот или же стать его знаменем, герцог уже приговорил. Таргар ожидали смутные времена, и отец Энлер был прав, обезопасить свою шкуру от повреждений для Найяра было важно. Впрочем, Первосвященник ошибся в другом, за Таргар его правитель готов был порвать глотку любому, потому что власть он все-таки любил и ему нравилось править. Он даже получал удовольствие от таких вот визитов и возможности утереть нос зарвавшимся скотам, решившим, что смеют ему указывать. Для полного счастья не хватало лишь малости — Сафи.

Когда герцог вышел к народу, гвалт, царивший за воротами стих. Отец Энлер поднял руку.

— На колени! — зычно выкрикнул он, и людское море поспешило выполнить указание главного духовного отца Таргара. — Возрадуйся, народ Таргара! Возликуйте человеческие сердца! Нынче боги одарили нас чудом. Герцогиня Аниретта Таргарская была призвана в божье царствие и будет услаждать чистотой своей самих богов! Гроб пуст! — дружное "ах" прокатилось над головами восторженных таргарцев, радовавшихся больше даже на за покойную, а за то, что именно Таргар был удостоен божественного внимания. — Пречистая Аниретта будет молиться за нас и наши души! С утренней службы и до вечерни в каждом храме буду служить по ней молебны.