Искупление Гренгуара (СИ)

— Я понял, понял, — угрюмо кивал мальчишка, потирая затылок. В его слишком живом и деятельном мозгу начинала оформляться мысль о том, что подло обижать слабых, что он сильный и должен их оберегать. Педагогика Жерара, хотя и грубоватая, все-таки приносила свои плоды. Но еще сильнее действовали на мальчика грустные глаза Мари после криминальных инцидентов. Она не кричала, не упрекала, просто просила больше так не делать, хотя бы ради того, чтобы не быть неблагодарным по отношению к добрейшей мадам и девочкам. И постепенно Биби стал понимать разницу между белым и черным, правильным и неправильным. Словом, становился человеком. И даже потихоньку учился читать вместе с Сильви.

Что же касается третьего спутника Мари, Бернарда, то он предпочел продолжить свое опасное ремесло карманника-одиночки. Промышлял на ярмарках, больших площадях и в темных переулках. Хотя Жерар отговаривал его. Здесь царили свои законы, достаточно жестокие для пришлого. Но Бернард был молод, и в нем все еще жил неистребимый дух гасконского авантюризма. Оседлая жизнь казалась ему невыносимой.

Мари же все это время упорно трудилась и вскоре стала лучшей вышивальщицей в мастерской. Безграничная фантазия позволяла ей создавать изумительные по красоте композиции с переплетающимися диковинными цветами и растениями, редкими пестрыми птицами, воздушными мотыльками и стрекозами. Или сложнейшие орнаменты из гроздьев винограда, яблок, экзотических фруктов. Подушки и шторы, расшитые такими узорами изумляли заказчиков мадам Гасьон. Мари покрывала перчатки причудливыми арабесками из маков и незабудок. Расшивала сверкающим бисером пояса. Творила чудеса золотым шитьем. Но самым любимым ее приемом была вышивка шелком по шелку. Здесь Мари создавала целые картины. И куда только не уносила ее фантазия.

Лучшей и самой дорогой работой Мари, и это признавали все, был небольшой портрет Пьера, выполненный в той же любимой технике, шелком по шелку. Наверное, любовь, неугасимым огнем горевшая в ее сердце, помогла создать столь совершенную работу, в которой удалось передать и чуть лукавый прищур возлюбленного, и его мягкую полуулыбку, и роскошные кудри. Жерар, единственный кто знал Пьера в лицо, увидев портрет, ничего не сказал, только задумчиво покачал головой. Он был потрясен. А девушки все шептались, что Пьер похож на Принца из сказки. Каждый раз, проходя мимо, они невольно бросали взгляд на стену и потихоньку вздыхали: «Вот это любовь». Портрет повесили в лавке, по просьбе Мари. Она все надеялась, вдруг однажды явится человек, который узнает того, кто на портрете и расскажет, где сейчас ее любимый. Девушка украшала его в зависимости от времени года, то цветами, то гроздьями рябины, то осенними листьями. Так ей казалось, что она держит с ним какую-то невидимую связь, чувствует его присутствие. Пусть даже и где-то очень далеко.

Рукоделие Мари вошло в моду. Богатые дамы хотели иметь побольше вещей, расшитых ее рукой. И платили хорошие деньги. Мари стала старшей над вышивальщицами. И все работала, работала. Ирэн беспокоила ее бледность и не слишком здоровый вид. И она насильно выгоняла Мари гулять, дышать.

— Ты должна беречь себя, понимаешь? — убеждала Ирэн. — Беречь глаза. Ослепнешь, что делать будешь? Да и Пьер твой вернется, а вместо возлюбленной обнаружит бледный призрак.

Мари лишь грустно улыбнулась и тихонько пожала ей руку. Погружаясь в работу, создавая свои миры, полные покоя и гармонии, она забывала о тяжелой реальности и печаль отступала. Правда, ненадолго. Но достаточно для того, чтобы продолжать жить дальше. И ждать. Терпеливо ждать встречи с возлюбленным. Даже если эта встреча станет единственной в ее жизни.

Ирэн все понимала и тревожилась за душевное здоровье девушки. За короткое время хозяйка мастерской успела сильно привязаться к ней, такой трогательной и молчаливой, вечно погруженной в работу. А вскоре трагический случай связал обеих женщин еще крепче.

Дело было тихим сентябрьским утром. Девушек-вышивальщиц слегка удивило, что мадам так долго не спускается в лавку из своей комнаты. А когда она, наконец, появилась, девушки даже испугались — такое бледное и изможденное лицо были у их хозяйки.

— Сильви заболела, — усталым, севшим голосом проговорила Ирэн. — Под утро. Горит вся. И кашель. Что я ни делала, ничего не помогает. В округе только один лекарь. А здесь только знахарка. Да и та мало что смыслит. Но все же я пошлю Жерара к ней. Утопающий хватается за соломинку. Анриет, тебе придется посидеть в лавке вместо меня.

— Да, мадам, — девушка была потрясена мрачным известием, как и все остальные в доме. — Но как же это? Сильви… Но она поправится, непременно поправится, верьте, мадам.

— Да, конечно, — безучастно ответила Ирэн, погруженная в свои думы. — Прочтите молитву Деве Марии, девочки, когда будет свободная минутка, прошу вас.