Искупление. Повесть о Петре Кропоткине

С одиннадцатого сентября пошли дожди. С таким опозданием! Потянулись осенние дни, мокрые и холодные. Гости Кропоткиных стали разъезжаться. Уехала в Петроград Катя, надеясь вернуть расположение к ней дочери. Нет, разрыва с детьми ей не устранить, ибо они совсем на других путях. Осталась совершенно одинокой. Никаких надежд на лучшее будущее. Что это? Возмездие? Возмездие за неверный шаг в молодости? За жизнь в Аничковом дворце?

Уехала Вера Николаевна. В начале зимы дочь Саша собиралась за границу, чтоб начать в Англии, где хорошо знали ее отца, агитацию за помощь голодающим детям России. Она подала просьбу Ленину и получила заграничный паспорт. Теперь ей оставалось лишь купить билет и сесть в поезд. Но едва она успела доехать до Москвы, как слег в постель отец. Мать задержала дочь телеграммой.

Еще в середине ноября, выступая на юбилее Союза кооператоров, он почувствовал такую острую боль в сердце, что вынужден был сократить речь и покинуть собрание. Дома об этом приступе ничего не сказал ни жене, ни дочери, опасаясь, что они запретят работать. Крепился, крепился и вот слег. Он лежал в своем кабинете на диване. Лежал не пластом. Не сдавался, сопротивлялся болезни. Почувствовав малейшее облегчение, поднимался, садился за письменный стол и начинал рыться в папках, приводя в порядок материал для второго тома «Этики» — свои опубликованные статьи о нравственности, наброски глав, планы, выписки, записи мыслей. Первый том он закончил, но эта работа была посвящена происхождению нравственности, ее природным законам, истории и критике этических учений прошлого. Именно во втором томе предстояло изложить основы новой этики.

Софья Григорьевна ежедневно звонила в Москву дочери, извещая ее о состоянии здоровья отца.

Утрами он чувствовал себя почти здоровым. Надевал свежую белую рубашку, лучший свой английский костюм (серый, с черными крапинами) и садился за рукописи второго тома. Но часа через два его начинало знобить. Он раздевался, разбирал на диване только что прибранную постель и ложился. Согреваясь, отдавался течению дум, а они, как он ни старался проникнуть в будущее, уносили его в далекое прошлое. В эти дни он часто видел перед собой высеченного поддворецкого Макара, который то стоял у стола с мелово-бледным лицом, испятнанным красными оспинками, то, отдернув от плачущего мальчика руку, уходил по коридору с жалко и укоризненно сгорбленной спиной. «Оставь меня, вырастешь — такой же будешь». Много лет спустя дряхлый старик умилялся — «не такими вы выросли». Нет, Макар Иванович, вырасти не таким — мало, мало, ничтожно мало. Надо, главное, что-то сделать для построения такого человеческого мира, в каком не будет не только высеченных, но и как-либо наказанных, униженных и голодных. Мальчик, когда-то кинувшийся к тебе со слезами, со временем, не остался в стороне от великого дела. Пожалуй, ты первый распалил его совесть, совесть же разожгла ищущую правды мысль, а мысль вывела на путь революции. Да, мы, те, кто бесповоротно перешел в стан погибающих, чтобы спасти их, что-то для этого все же сделали, виноватыми перед народом не остались. Идет генеральная перестройка мира, и в это вложены и наши усилия… Созидание новой, истинно высокой, нравственности — вот главная проблема послереволюционного времени. Ах, если бы закончить «Этику»! Не надо от нее отступаться.

И он не отступался. Каждое утро часа на два садился за письменный стол.

В последние дни двадцатого года он получил присланный Сашей берлинский журнал «Синдикалист». В нем было опубликовано воззвание о помощи бедствующему Кропоткину, угнетенному большевиками, лишенному права выезда из России. Петр Алексеевич выскочил с журналом из кабинета.

— Прочти, Соня, прочти, что пишут немецкие мои заступники. Не о Кропоткине они пекутся. Я понадобился им, чтобы поднять еще одну шумиху о жестокости большевиков. Это уже подлость!

Он вернулся в кабинет и написал гневный ответ авторам воззвания, заявив, что ни в какой помощи не нуждается, что ныне всюду много врагов революции, готовых воспользоваться любым предлогом, чтобы выступить против большевистского правительства.