Искупление. Повесть о Петре Кропоткине

— Книги пишут с жизни. Раз описан такой город, значит, он есть. А кто в этом городе затевает смуту? Кто заваривает кашу? Интеллигенция. Шайка интеллигентов. Разве они революционеры?

— Нет, не революционеры, — сказал Кропоткин. — Это проходимцы и приспособленцы. К революции могут прилепляться и такие. Но ведь «Бесы» — не газетная хроника, а художественное произведение, хотя автор и оттолкнулся от известной нечаевской истории. В романе описаны ужасные злодеяния мерзавцев, действующих якобы во имя какого-то «общего дела». И что же, будем теперь видеть в каждом русском нигилисте беса?.. Вы, Игнатий Антонович, опасаетесь, что интеллигенция оттеснит от революции рабочих. Этого не случится. Революцию может совершить только народ.

— Совершить-то он совершит, а дальше что? — сказал Бачин. — Власть захватит какое-нибудь другое сословие, а мы опять внизу?

— Все будет зависеть от воли народа. Поставит ли он властвовать над собою других тунеядцев взамен нынешних чиновников, или сам возьмется устраивать свою жизнь. Дворянское чиновничество вконец разложилось. Это можно видеть в тех же «Бесах», если внимательно их читать. Российская империя начинает разваливаться. Революция неизбежна, и народ, призванный ее совершить, должен уже теперь ее готовить. Ему необходимо хорошо подготовиться не только к решающим битвам, к свержению монархии, но и к построению нового общества, чтоб не допустить к строительным делам ни буржуазию, всегда готовую вставить палку в колесо революции, ни проходимцев и карьеристов, которые могут навязать народу какую-нибудь чиновно-бюрократическую систему и погубить великую идею социализма.

Кропоткин говорил и все смотрел на Бачина, надеясь, что в конце концов спадет с его лица усмешка высокомерного недоверия. Но Игнатий Антонович и сегодня оказался непробиваемо отчужденным, и у Кропоткина опять, как в тот давнишний вечер, когда Бачин впервые презрительно усмехнулся ему в лицо, остался едкий осадок на душе.

Нет, Игнатию мы всегда будем чужаками, думал он, расставшись с рабочими на улице. Может быть, и все заводские относятся к нам с недоверием, но не выказывают этого? Однако не стали бы они так дружно собираться, если бы не верили нам. И ведь видно же, с каким неподдельным вниманием они слушают. Правда, тут, возможно, сказывается просто жажда познания. Фабричные вот не только учатся и читают книги, но и порываются как-то действовать, особенно эта дружная троица — Крылов, Шабунин и Абакумов. Они готовы хоть сейчас пойти по деревням с призывами к восстанию, так что их приходится сдерживать.

Он вышел из темного переулка на освещенную Нижегородскую улицу и тут на углу столкнулся с Сердюковым.

— О, на ловца и зверь! — обрадовался Анатолий. — Иду и думаю, застану ли тебя в нашей квартире. Надо поговорить. Извини, брат, не смог успеть на беседу. Задержался у наших друзей в Клочках. Давай отойдем от фонаря, не будем торчать на виду. — Они свернули в переулок. — Итак, начинаем наступление за Невской заставой, — продолжал Анатолий. — Жаль, что придется скоро там прекратить действия. Кравчинский и Клеменц в июле уйдут в деревни. Кравчинский идет косцом на покос. Берет с собой Рогачева, тот на время оставит Путиловский завод. И вот что, Петр Алексеевич, — я отправляюсь в Самару, попробую сформировать там хоть небольшой наш отряд. Вся Выборгская сторона ложится на ваши плечи. На Корниловых и на тебя, дружище.

— Скажи, Анатолий, каково отношение у вас с Бачиным? — спросил Кропоткин.

— Хорошее, товарищеское.

— Не замечаешь ли ты в нем некое кастовое презрение к интеллигенции?

— Нет, не замечаю. Со мной он ведет себя просто.

— Значит, у него какая-то личная неприязнь ко мне.

— Полно, ты очаровал всех рабочих. Я даже завидую, когда наблюдаю, как они слушают тебя… Видишь? — Сердюков кивнул в сторону освещенной Новгородской улицы, по которой, пересекая переулок, проходил человек в длинном плаще и нахлобученном картузе. — Шел в одну сторону, теперь в другую. Сейчас вернется. Айда вон в тот переулок, выйдешь к мосту по набережной. Да, передай Корниловым, что сходбища фабричных в доме Байкова замечены полицией. Придется вам самим ходить к рабочим в артельные квартиры. Надо оставить нашу коммуну. Довольно, она славно нам послужила. Удивительно, почему наша работа с фабричными так долго оставалась незамеченной? Мы ведь вели ее открыто, без всяких конспиративных ухищрений.

— Очевидно, это дело для сыска еще совершенно ново, потому его до сих пор не заметили.

— Теперь придется быть похитрее. Ну прощай, друг. Я к своему сожителю.

Сердюков пошел в другую сторону, но вскоре вернулся, догнав бегом Кропоткина.

— Давай-ка, брат, обнимемся, — сказал он. — Бог знает, когда встретимся.

Они обнялись.

— Ну вот, теперь прощай, — сказал Анатолий и пошел обратно.