Искушение

– Сторожа у нас теперь не те, что раньше. Здоровые ребята. Владеют карате. И стрелять умеют. Получают они больше, чем раньше научные сотрудники получали. Об этом и не мечтай. Честно тебе скажу, у нас мест свободных нет. Да ты и не подошел бы, если бы и были. На компьютере ты работать не можешь…

– А мои мозги?! Ты же когда-то считал меня гениальным математиком!..

– Я сам может быть гениальный математик. Ну, если не гений, то талант во всяком случае. Только теперь это никому не нужно. Теперь другая математика нужна, которую и дебилы в состоянии освоить. Я, конечно, постараюсь кое-что разузнать насчет тебя. Позвони через недельку.

Расставшись с Беловым, Чернов вспомнил, как совсем недавно тот же Белов говорил Чернову по поводу отказа напечатать его статью в математическом журнале: Они не могут простить тебе не столько твою одаренность, сколько свою собственную бездарность. У них претензии на талант, а ты своим существованием даешь им понять, что их претензии не имеют оснований.

Трудовой коллектив

Теперь, потеряв самое главное, что было в его прошлой жизни, – трудовой коллектив, Чернов вспоминал его в идеализированном виде. Раньше достоинства коллектива воспринимались как нечто данное от природы или не замечались совсем. Внимание сосредоточивалось на его недостатках, вернее – на таких его явлениях, которые воспринимались частью членов коллектива как недостатки. Тогда не воспринималось как достоинство то, что люди получали устойчивую зарплату независимо от того, как они работали, получали какое-то жилье или улучшали его, получали путевки в дома отдыха, премиальные надбавки к зарплате и многое другое. А как же иначе?! Так и должно быть! Это стало нормой жизни. Зато в комбинате со страстью обсуждали и глубоко переживали тот факт, что заведующим отдела назначили не лучшего специалиста Горева, а карьериста и хапугу Гробового, что квартиру дали не многодетному Семенову, критиковавшему директора, а холую директора Рыжикову, проработавшему в комбинате всего два года, что… Теперь же все несправедливости такого рода забылись, отошли на задний план. В памяти стали всплывать встречи и разговоры с людьми, сборища с рассказыванием анекдотов, туристические походы и праздничные вечера, хождение в гости к сослуживцам… Чернову вспомнились собрания, над которыми раньше все издевались. Теперь ему мучительно захотелось посидеть на собрании отдела, послушать новейшие анекдоты, позлословить. Как же мы, русские люди, устроены! Пока не попадем в беду, не можем оценить по достоинству то, что имели. Неужели все это потеряно насовсем? Не может быть! Надо искать работу. Любую работу, лишь бы вновь ощутить себя в коллективе!

Главная проблема жизни

Продавая книги на черном книжном рынке, Чернов встретился с профессором Макаровым. Чернов с трудом узнал его лишь после того, как Макаров назвал себя.

– Преподавание марксизма-ленинизма отменили, – сказал Макаров. – Меня сразу же на пенсию отправили. А что такое теперь профессорская пенсия!.. Вот продаю книги. Не думал, что так придется заканчивать жизнь. Ну, а Вы как живете?

– Безработный. Продаю последние книги.

– Ясно. Можете не продолжать. А вот мой сын нанес мне удар в спину. Вышел из партии. Участвует в антисоветских и антикоммунистических митингах и демонстрациях. Ударился в частный бизнес.

– Извините за бестактность. Но, как говорится, что посеешь, то пожнешь.

– Вы правы. Должен сознаться, что мы плохо воспитывали молодежь. Слишком много давали, слишком мало требовали.

– Я что-то не заметил, чтобы мне слишком много дали.

– Так Вы и не оказались в лагере перестройщиков. А главная беда, Чернов, заключается в том, что мы не сумели в полной мере воспользоваться возможностями, заложенными в нашем социальном строе. Мы их просто прошляпили, если не употреблять более точные, но неприличные выражения. Если у Вас есть свободное время, а оно должно быть у Вас как у безработного в избытке, зайдемте ко мне домой. Тут недалеко. Жена чаем нас напоит. Поговорим.

Чернова удивило, что Макаров жил в маленькой двухкомнатной квартире. Он сказал об этом хозяину. Тот рассмеялся.

– Сейчас вовсю муссируются легенды, будто бы все члены партии имели привилегии сравнительно с беспартийными, а партийные идеологи будто бы жили в дворцах. Неплохо было бы проверить, как жили и живут сами сочинители этих легенд. А профессор… Что такое теперь профессор? Сколько их теперь? Это раньше профессор что-то значил.

Пока жена Макарова накрывала на стол, Макаров показывал Чернову семейные фотографии. Их было совсем немного – поколение Макарова фотографировалось редко.

– Это перед отправкой на фронт в 1941-году, – сказал Макаров. – Ваш отец служил в армии в войну?

– Да, – ответил Чернов. – Всю войну был на фронте. Несколько раз ранен. Больше десяти наград.

– Значит, он рассказывал Вам о войне?

– Нет. Он умер, когда мне ещё не было года.

– Извините, я не знал. Но Вам, надо думать, приходилось читать или слышать о том, что творилось в начале войны.

–Да.