Искушение

Видимо, Иден и Флинт пришли к такому же выводу, поскольку я чувствую, что они приготовились к новому порыву ветра, хотя летят все быстрее и быстрее.

Мои парализованные голосовые связки оживают, я истошно кричу, и тут ветер начинает выть опять, и Иден с Флинтом делают бочку, пытаясь спастись от него, но продолжают лететь со скоростью, вероятно, близкой к ста милям в час.

Мэйси опять принимается вопить, как и Зевьер, но на сей раз ветер не обрушивается на нас, а значит, у нас есть еще сорок секунд, чтобы долететь до острова. Иден наклоняет голову и несется вперед изо всех сил, а я крепко зажмуриваю глаза и начинаю считать до сорока. Мне совсем не хочется увидеть то, что должно произойти.

Я, разумеется, слышу вой ветра, когда он приближается к нам. На сей раз, когда Иден пытается увернуться от него, он бьет по ее левому крылу, и мне кажется, что мы вот-вот слетим с ее спины.

Но Джексон выбрасывает руку и, напрягая всю свою силу, отталкивает ветер и держит его на месте, пока Иден не возвращается в нормальный режим полета и не приземляется на нечто, похожее на посадочную площадку.

Когда она, скользя, тормозит, я впервые вдыхаю полной грудью с того момента, как мы поднялись в воздух.

Флинт приземляется рядом с ней, и мы все соскальзываем вниз.

Глава 83. Иногда выпускной бал похож на возвращение домой

Проходит несколько секунд, прежде чем мы начинаем шевелиться – по-моему, нам всем надо собраться с духом. Мне не стыдно признаться, что я немного побаиваюсь того, что может ожидать нас на Кладбище Драконов. Бабушка Иден сказала, что почти никому не удавалось выбраться отсюда живым, но, будучи драконом, сама Иден определенно была способна пережить полет сюда, несмотря на порывы неистового ветра. Значит, настоящая опасность еще впереди.

Джексон берет меня за руку и помогает мне встать, затем ведет по тропе, идущей от края скалистого обрыва. Остальные следуют за нами.

Когда мы доходим до входа на Кладбище, я невольно втягиваю в себя воздух. О БОЖЕ.

– Ничего себе, – выговаривает Хадсон, и эти слова на сто процентов отражают и мои собственные мысли, когда я оглядываю пещеру высотой футов в пятьдесят.

– Это все драконы? – шепчу я, окидывая взглядом высящиеся повсюду груды костей. Драконьи ребра уходят ввысь футов на двадцать, похожие на памятники этим великолепным существам, о которых остальной мир знает только по волшебным сказкам. Сломанные кости лап имеют такую же длину, как и грузовики. А пробитые черепа – такой же размер, как легковые машины. Куда ни глянь… кости.

– Да. – Флинт мрачен, как никогда, и, искоса взглянув на него, я вижу, что он плачет. Нет, он не рыдает, но по его щекам явно текут слезы.

Как и по щекам Иден.

– Я не ожидала, что их будет так много, – говорю я, взяв Флинта за руку. – Это… одновременно и ужасно и прекрасно, и повергает в благоговейный трепет.

– Это наш дом, – шепчет Иден, переступив порог.

– После смерти здесь и впрямь оказываются все драконы? – спрашивает Мекай. – Каждый дракон в мире?

– Да, каждый, – отвечает Флинт. – Мои бабушка и дедушка, прабабушка и прадедушка, мой брат… Они все покоятся здесь.

И я вдруг чувствую глубокий стыд. После того как мы решили явиться на Кладбище Драконов, чтобы раздобыть кость для совершения магического ритуала по выдворению Хадсона из моей головы, мне ни разу не пришло в голову, что тем самым мы оскверним могилы. Что эта кость принадлежала чьей-то сестре. Чьему-то отцу. Чьему-то ребенку.

– Моя мать тоже покоится тут, – с волнением говорит Иден. – Она умерла два года назад, когда я училась в школе. Я никогда не думала, что смогу прийти сюда. Никогда не думала, что смогу попрощаться с ней. – В последних ее словах звучит мука, и как же я понимаю ее чувства.

Когда погибли мои родители, я была безутешна – и какая-то часть меня еще долго будет безутешна. Но я хотя бы смогла попрощаться с ними во время похорон. У меня хотя бы есть место, где я могу почувствовать, что они рядом. Не представляю себе, что бы я чувствовала, если бы они просто исчезли и я бы не знала, где покоятся их останки.

– Мне так жаль, Грейс, – говорит Хадсон, и в кои-то веки в его словах нет двойного дна, в них не звучит ни сарказма, ни издевки – только голая правда: – Мне так жаль, что Лия сотворила такое, чтобы воскресить меня. Что она причинила тебе такую боль. Если бы я мог, я вернул бы все назад.

И я тоже плачу. Что я могу тут сказать? Что я должна чувствовать?

– Ты должна ненавидеть меня, – отвечает он. – Видит Бог, я сам себя ненавижу.

– Это не твоя вина. – И, хотя мне больно это говорить, сейчас я впервые верю, что так оно и есть.