Искушение

– Ну, не знаю, – вворачивает Хадсон, сидящий на моей кровати, прислонившись к стене. – Ведь кто знает, вдруг этот Неубиваемый Зверь вас убьет?

– Замолчи! – Песня подходит к концу, и я плюхаюсь на кровать рядом с ним, тяжело дыша. – Не ломай мне кайф.

– Разве я ломаю его? – Вид у него мрачный, но в голосе звучит нечто, заставляющее меня сощурить глаза.

– Ты чувствуешь себя счастливым, – говорю я.

– Что-что? Что ты сказала? – Его тон сразу же меняется, и в нем снова звучит привычный сарказм.

– Ты счастлив. В кои-то веки. – Меня охватывает удивление.

Он фыркает, но ничего не добавляет – стало быть, я права. Я улыбаюсь до ушей. Счастливый Хадсон – это хорошо, определенно хорошо.

– Вчера вечером Зевьер долго держал меня за руку, – говорит Мэйси, глядя с улыбкой на потолок, на который она пристально смотрит последние пару минут.

– Что? – Я выпрямляюсь. – Когда?

– На обратном пути.

– Как же я это пропустила? Я же была там.

– Ты вошла в портал первой вместе с Джексоном и Флинтом. А мы с Зевьером шли последними и… – Перед тем как прыгнуть, он сказал, что мне надо поостеречься, и протянул меня за руку. А потом просто не отпускал ее.

– Правда? Это хорошо. Если он тебе нравится.

– Да, он мне нравится. – Она переворачивается на кровати и прижимает подушку к груди. – Когда я думаю о нем, у меня замирает сердце. И не потому, что он популярен, а потому, что он такой, какой есть.

– О Мэйси, это классно. Именно такие чувства вызывает у меня Джексон.

– В самом деле?

– Да. Мне важно не то, что он крутой вампир, а только то, что он Джексон.

– Ты определенно умеешь портить настроение, не так ли? – бросает Хадсон, сидящий на моем комоде. – По-моему, после всех этих сладких речей мне может понадобиться инсулин.

– Выкуси, – отвечаю я, закатив глаза, и Мэйси ухмыляется.

– Если ты будешь это повторять, я приму твое предложение, – говорит он.

– Об этом я начну беспокоиться только после того, как у тебя появятся зубы.

– А может, я позаимствую твои. – В его глазах пляшут смешинки, которые он даже не пытается скрыть. – Похоже, у тебя крепкие зубы.

– Да, не жалуюсь. – Я щелкаю зубами. – Может, у горгулий не такие крутые клыки, как у тебя, но и они справляются с делом. Тебе надо об этом помнить.

– О тебе я помню все, – говорит он, и в его голосе и лице сквозит нечто такое, что заставляет меня спросить… не знаю, что именно. Но мне определенно хочется задать ему какой-то вопрос.

– Ну, все. – Мэйси тяжело вздыхает, и внезапное напряжение между мной и Хадсоном рассеивается. – Через полчаса начнется урок, так что пора наводить красоту.

Я улыбаюсь, чувствуя себя расслабленной и счастливой впервые за последние дни. Но потом Мэйси высовывается из двери ванной и говорит:

– Не забудь, что сегодня у нас собрание.

– Какое собрание? – спрашиваю я, глядя на свои форменные черную юбку и фиолетовый топ.

– То, на котором нам вручат кровяной камень, глупая. Король вампиров хочет сделать это с помпой.

И от моего хорошего настроения не остается и следа. Как и от хорошего настроения Хадсона. Это видно, поскольку он ругается на чем свет стоит, используя исключительно британские словечки.

Глава 88. Подсознательно твоя

Несколько часов спустя я иду на урок изобразительного искусства, и меня переполняет энтузиазм. Мне не терпится закончить картину, которую я начала писать вскоре после возвращения. Я по-прежнему понятия не имею, что это будет, но холст зовет меня. К тому же мне нужно завершить работу, чтобы сдать внутрисеместровый экзамен.

Прежде чем начать, я делаю то же, что и всегда, то есть раскладываю кисти – маленькие и тонкие ближе, а большие дальше. И расставляю краски. А затем начинаю писать.

По крайней мере, теперь я представляю себе, что хочу изобразить. Раньше мне хотелось только одного: правильно подобрать цвета фона. Но сегодня… сегодня я вижу образ. Не знаю, откуда он взялся, где я видела его прежде – и относится ли он к тем четырем месяцам, которых я не помню, но теперь он обрел четкость. Так что ответы на все эти вопросы мне пока не нужны. Потому что сейчас я могу просто изобразить то, что вижу.

И я смешиваю цвета, оттенок за оттенком, пока все вариации синего, серого, черного и белого не оказываются на холсте. Я тщательно, слой за слоем переношу на него их все, так что один тон плавно переходит в другой.

Я работаю и после того, как урок подходит к концу – час за часом, пока у меня не начинают болеть плечи и руки. Но я не останавливаюсь, пока образ из моего воображения мало-помалу не оживает на холсте.