– Ты Грейс Фостер, единственная горгулья, родившаяся за последнюю тысячу лет. Иди и делай все, что хочешь… если при этом ты размажешь Коула по арене.
– Но что именно мне делать? Превратить его в камень? – язвительно вопрошаю я.
– А почему бы и нет? А затем разбей его вдребезги кувалдой. Уверяю тебя, что от этого мир станет только лучше.
– Я не могу этого сделать.
– Вот это я и пытаюсь тебе сказать, Грейс. Ты можешь сделать все, что захочешь. Кто спас Джексона от Лии? Кто выиграл турнир Лударес для своей команды? Кто догадался, что представляет собой Неубиваемый Зверь? Кто перенаправил столько магической силы из северного сияния, что хватило бы на то, чтобы осветить весь Нью-Йорк, и доставил всех своих друзей домой? Это была ты, Грейс. Все это сделала ты.
Тебе не надо быть драконом. Не надо быть вампиром. И уж тем более человековолком. Тебе надо просто встать, явиться на арену и быть той девушкой-горгульей, которую мы все знаем и любим.
– Это тяжело. – Я позволяю себе еще немного поныть.
– Да, – соглашается он, вставая. – Так оно и есть. Но жизнь вообще тяжелая штука. Так что либо выходи на арену и делай то, что должна, либо сойди с аттракциона.
– Я пыталась, если ты помнишь. – Я встаю на ноги. – Но ты не давал мне сойти.
– Твоя правда, не давал. Не хотелось, чтобы ты впустую тратила свою жизнь – ведь ты самая сексуальная девушка-горгулья, которая ходила по земле за последнюю тысячу лет.
– Я
Он лукаво смотрит на меня.
– Это точно. И что же ты собираешься с этим делать?
Я вздыхаю.
– Выйти на арену и быть здорово битой, но в конечном итоге победить и засунуть раскаленный мяч в мерзкую глотку Коула.
– Звучит неплохо, – соглашается он.
– Спасибо, – говорю ему я, потому что, если бы не он, я бы и сейчас продолжала лежать на снегу, желая обратиться в камень навсегда.
– Всегда пожалуйста. – Он улыбается хитрой улыбкой. – Девушка-горгулья.
– Если ты назовешь меня так еще раз, я выпущу тебе кишки.
– Сначала тебе придется поймать меня, – отвечает он.
– Ты живешь в моей голове, так что это было бы нетрудно, – парирую я. – К тому же я бы поймала тебя, даже если бы это было не так.
– Да ну? – Теперь поднимаются уже обе его брови. – Каким образом?
– Таким, что я же горгулья. И пусть им не приходилось иметь дело с такими, как я, тысячу лет, но сейчас этому пришел конец.
Глава 109. Куда деваются разорванные узы?[28]
Прежде чем уйти, я наклоняюсь к Джексону. Выглядит он скверно, впрочем, наверняка то же самое можно сейчас сказать и обо мне.
Но поскольку в его голове не обитает любящий командовать парень из Британии, он по-прежнему лежит на снегу, сжавшись в комок, словно для того, чтобы защититься от очередного удара, который судьба решит ему нанести.
Мне знакомо это чувство.
– Джексон? – тихо зову я, но он не отвечает. Более того, он даже не открывает глаз, чтобы просто
Полная решимости удостовериться, что он в порядке, прежде чем я куда-то пойду или начну что-то делать, я глажу его плечо и несколько раз зову его по имени. В конце концов, он открывает глаза, и я вижу пустоту внутри его – такую же пустоту, которую чувствую в себе теперь и я.
Однако он улыбается мне, когда я беру его руку в свою.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Он ничего не говорит, и я спрашиваю снова, продев руку ему под мышки, чтобы он смог сесть.
– Да. А ты?
Как только он произносит эти слова, я понимаю его нежелание отвечать. Потому что на этот вопрос есть только один правдивый ответ, и этот ответ начинается со слов: «
Но поскольку мы не можем этого сказать, во всяком случае, теперь, когда нам еще столько нужно сделать, прежде чем мы сможем отдохнуть, я делаю то же, что и Джексон, и отвечаю:
– Да.
Его грустная улыбка ясно говорит: он понимает, что я делаю. Он берет меня за руку и сжимает ее.
– Прости меня, – шепчет он. – Мне так жаль. Это моя вина.
– Нет, – говорю я. – Ты не виноват.
– Но, Грейс, я выбросил то заклинание, не подумав о том, что кто-то может его найти…
– Все равно в этом виноват не ты, – перебиваю его я. – Если кто-то и виноват, то это Коул. А может быть, твой отец. Я не знаю кто, но сейчас не время думать об этом, ведь это ничего не решит, раз мне надо…
– Не ходи туда, – говорит он, сжав мое предплечье. – Ты не можешь участвовать в этой игре в одиночку. Ты проиграешь.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Но я должна пойти. Другого выбора нет.
– Есть, – возражает он. – Выбор есть всегда. Ты можешь отказаться…
– И что тогда? Жить в качестве узницы в темнице твоих родителей?
– Лучше стать узницей, чем умереть, – отвечает он. – Если ты умрешь, я уже не смогу тебя отыскать.