Искушение

– Не борись с ней, – шепчет он. – Дай боли перекатиться через тебя. Прими ее в себя вместо того, чтобы бороться с ней. Это сделает следующие несколько минут легче.

Я не спорю – боль слишком велика, – но мне хочется спросить его, как я могу отдаться ей, когда мне кажется, что каждое мое нервное окончание погружено в поток лавы.

Прежде чем я успеваю ему это объяснить, он осторожно передает меня Джексону. Это похоже на возвращение домой.

Несмотря на усталость, Джексон держит меня на руках без труда, прижимает меня к своей груди на несколько секунд, и, немного отойдя от Хадсона и Мэйси, опускается на снег и кладет меня к себе на колени.

– Все хорошо, – шепчет он, гладя мои непокорные кудри. – С тобой все будет хорошо. – Но по его глазам я вижу, что он знает правду. В отличие от Хадсона Джексон понимает, что меня уже не спасти.

Ему это не нравится, но он это понимает.

Земля рядом с Хадсоном издает какой-то звук, мы все поворачиваемся и видим, как снег испаряется, и под ним образуется яма.

– Что ты делаешь? – спрашивает Мэйси. – Я думала, ты собирался помочь Грейс. Я думала…

Хадсон вскидывает ладонь, и моя кузина замирает, что одновременно нелепо, поскольку она знает, что он не причинит ей вреда, но и вполне понятно, если учесть, что она только что наблюдала, как он за десять минут обратил в пыль целый стадион и кучу деревьев.

Мерзлая земля взорвалась, но Хадсон продолжает копать все глубже, силой мысли сокрушая гранит.

– Что он делает? – шепчет Мэйси.

– Понятия не имею, – отвечает Джексон, продолжая недоуменно наблюдать за своим братом.

Я тоже этого не знаю, но понимаю, что он что-то задумал. Нельзя позволить себе надеяться, что Хадсон найдет способ спасти меня лишь затем, чтобы в последнюю секунду эти надежды были разбиты. И потому я смотрю на Джексона, который выглядит таким же измученным, как я сама.

Мне это невыносимо – и из-за него, и из-за нас. Наверное, поэтому я и пытаюсь улыбнуться и говорю:

– Расскажи мне ту шутку про пирата.

– Какую шутку? – спрашивает он, все еще глядя на то, что делает его брат.

– Ты знаешь какую, – стону я, когда меня захлестывает новая волна боли.

– Ту самую шутку про пирата, которую я когда-то попытался отколоть в коридоре? – изумленно спрашивает Джексон. – Ты хочешь услышать ее сейчас?

– Я всегда хотела узнать, в чем соль. И другого шанса узнать ее у меня, вероятно, не будет, так что…

Его темные глаза наполняются слезами.

– Не говори так. Не смей говорить так, Грейс.

– Закончи эту шутку, – настаиваю я, потому что мне невыносимо видеть боль в его глазах. Если бы я могла, я забрала бы ее у него, он и без того уже слишком много страдал. – Пожалуйста.

– Ни за что, – говорит он, хмуря брови и борясь со слезами. – Ты хочешь услышать соль этой шутки? Тогда не умирай. Держись, и я расскажу тебе ее на следующей неделе. Честное слово.

Меня накрывает еще одна волна боли, и на сей раз ее сопровождает холод, охватывающий все тело. Я едва не лишаюсь чувств. Я борюсь с этой болью, с этим холодом, пытаясь выиграть еще несколько минут, чтобы потратить их, глядя на лицо Джексона, которое я так люблю.

– Мне бы хотелось не умирать, – говорю я через секунду. – Но вряд ли это возможно.

Я поднимаю руку и глажу пальцем шрам на его щеке, который он когда-то так ненавидел и так старался скрыть.

– Ты просто будешь жить дальше, ты же это понимаешь, да?

– Не говори так. Черт возьми, Грейс, ты не можешь говорить о смерти так легко, будто речь идет о чистке зубов, и предлагать мне просто жить дальше!

– Я люблю тебя, – шепчу я, вытирая слезы, бегущие по его щекам. И так оно и есть. Может быть, сейчас я люблю его не так, как когда только прибыла в Кэтмир, а по-другому. Может быть, даже лучше.

– Пожалуйста, не покидай меня. – Этот шепот исходит из самой глубинной и самой изломанной части его души – от маленького мальчика, у которого уже отняли так много, – и это едва не сокрушает меня.

Я чуть заметно качаю головой, потому что не могу ему этого обещать. Я не хочу становиться одной из тех, кто обращается с ним так, словно он больше, чем божество, и в то же время меньше, чем человек.

И я делаю то единственное, что могу сделать в данной ситуации, то единственное, на что у нас еще есть время. Улыбаюсь ему и спрашиваю:

– Какой болезнью никто не болеет на суше?

Он просто смотрит на меня, текут секунды, и между нами висит безнадежное молчание. Он не отвечает так долго, что мне начинает казаться, что он не ответит вообще. Но затем он делает вдох и медленный-медленный выдох и говорит:

– Понятия не имею.

Ну конечно. Такие шутки не даются ему, но он все равно пошел мне навстречу. А потому я пытаюсь изобразить на лице широкую улыбку и отвечаю:

– Морской.

Джексон смеется, но его смех почти сразу же превращается в рыдание, и он утыкается лицом в изгиб между моими плечом и шеей.

– Мне так жаль, Грейс, – шепчет он, и его горячие слезы текут по моей коже.