Искушение

Желание закрыть глаза побеждает, в основном, потому, что я неимоверно устала и у меня все болит. Но также потому, что то, что я сейчас наблюдала – как тело Сайруса схлопнулось, – вероятно, самая чудовищная вещь из всех, что мне приходилось видеть.

– Ничего такого, о чем бы тебе стоило беспокоиться. Кости этого ублюдка регенерируют… в конце концов, – тихо отвечает Хадсон и приглаживает волосы вокруг моего лица. Но, когда я кладу голову ему на грудь и пытаюсь отгородиться от нестерпимой боли, он твердо говорит: – Не засыпай, Грейс.

– Вряд ли укусы вампиров работают так же, как сотрясение мозга. – Я с трудом выдавливаю из себя каждое слово, пытаясь пошутить, чтобы в последний раз увидеть улыбку на лице Хадсона.

– Да, из-за этого я и беспокоюсь, – шутит он в ответ, неся меня по полю. – Как бы ты не заработала сотрясение мозга.

Джексон и Мэйси наконец добираются до нас, и Джексон требует:

– Отдай ее мне.

Но Хадсон даже не смотрит на него. Он не переносится, а просто, широко шагая, идет дальше.

И говорит только одно:

– Заставь всех покинуть эту арену.

Не знаю, следует ли Джексон указанию Хадсона, но гул голосов стихает. Теперь он начал отдаляться. Хотя, возможно, все дело в действии яда на мой организм.

– Грейс, держись, – просит Мэйси, и в голосе ее слышатся слезы. – Мы придумаем, как тебе помочь. Должно же быть какое-то заклинание, ритуал, должно быть хоть что-то. Мой отец сейчас разговаривает с ведьмами и вампирами, которые работают в школе. Они пытаются найти способ…

Она замолкает, не желая произнести то, о чем думаем мы все – что ни заклинание, ни магический ритуал мне не помогут. Сайрус слишком силен, действие его укуса необратимо. Они могут искать сколько угодно, но если то, что Хадсон рассказывал мне о своем отце, правда, они ничего не найдут.

Как бы мне ни хотелось, чтобы это было не так, чтобы это оказалось неправдой, боль, растекающаяся сейчас по моему телу, говорит об обратном.

Но как же тяжело видеть Мэйси такой безутешной, ее лицо искажено, по нему текут слезы, и она даже не пытается их вытирать.

– Все нормально, – утешаю ее я, потому что кто-то же должен ее утешить. – С тобой все будет хорошо. – Я провожу пальцами по ее предплечью – только до него я и могу достать.

– Куда ты идешь? – спрашивает Джексон. – Куда ты несешь ее?

– У меня есть одна мысль, – сквозь стиснутые зубы отвечает Хадсон, не переставая быстро шагать, и сжимает меня все крепче. – Это может не сработать, но это лучше, чем просто сидеть и ждать, когда она умрет.

Остальные морщатся, но я рада, что кто-то наконец сказал это вслух. Я умру.

– Какая мысль? – шепчет Мэйси.

Хадсон не слушает ее. Он охвачен яростью, в нем бушует гнев. Не знаю, понимают ли это остальные – его лицо остается совершенно бесстрастным. Но я чувствую это по тому, как он держит меня. Вижу по тому, как сжаты его зубы. Слышу по его неровному дыханию и слишком частому биению сердца.

– Все нормально, – говорю я, но в этот миг меня накрывает волна еще более ужасной боли, и я невольно выгибаюсь у него на руках. Я изо всех сил зажмуриваю глаза, стискиваю зубы и сжимаю кулаки, пытаясь сдержать крик.

– Ничего не нормально, – рычит он, когда мы наконец выходим из дверей стадиона.

В ту же секунду за нашими спинами слышится громовой треск.

Мэйси шумно втягивает в себя воздух, ее лицо бледнеет. А затем здание начинает рушиться. Поверх плеча Хадсона я вижу, как стадион – камни, металл, стекло и дерево – разваливается на куски.

– Что это? – верещит Мэйси. – Джексон, что ты творишь?

Но Джексон так же мертвенно-бледен, как и она.

– Это не я.

Ты понятия не имеешь, что такое настоящая сила.

Я вспоминаю эти слова Хадсона и тот момент, когда я возвращала ему его силу – и когда мне стало ясно, насколько она огромна.

Настолько, что он одним взмахом руки обратил кости своего отца в пыль.

Настолько, чтобы одной лишь силой мысли разрушить весь школьный стадион.

Настолько, что он может сделать все, что хочет и когда хочет.

И, судя по судорожному вдоху Джексона, он тоже это знает. А значит, ему также известно, что Хадсон говорил мне правду с самого начала. Потому что, если бы он в самом деле был серьезно настроен на массовые убийства и геноцид, как считал Джексон около двух лет назад, то это бы уже произошло. Хадсон совершил бы это щелчком пальцев, одним взмахом руки – и никто не смог бы его остановить. Джексон узнал бы об этом только после того, как это уже стало бы историей.

Потому что именно такой силой обладает Хадсон.

Из стадиона с криками выбегают зрители, и он продолжает разрушаться, огромные куски обшивки и купола взрываются, не долетая до земли. Кресла с верхних трибун, куски крыши, обломки стен – все это рассыпается в пыль, которая, не причиняя никому вреда, падает на снег.