Искушение

Я не знаю, что он имеет в виду, и знать не хочу. И, возможно, не захочу никогда. А потому рычу в ответ:

– Мне плевать на ваш Круг. И всегда было плевать. – Я сыта по горло им, сыта по горло всем этим чертовым сверхъестественным миром, его дикими правилами и борьбой за власть. – Может, вам и вашим дружкам лучше собрать свои манатки и отправиться домой? Здесь вам никто не рад.

– Не тебе указывать мне, что делать. – Он начинает ходить кругами за моей спиной, и я чувствую – сейчас что-то будет.

Но я не отступлю перед этим человеком. Я не могу. И не хочу. Вместо этого я решаю превратиться в горгулью и тянусь к блестящей платиновой нити, которая уже несколько дней оберегает меня.

– Не тебе командовать мной, – продолжает он.

Я поворачиваюсь, чтобы наблюдать за его движениями. Хотя я не желаю перед ним отступать, это вовсе не значит, что я выпущу его из виду – особенно когда он так близко.

– И не тебе приказывать мне, Сайрус. – Я нарочно обращаюсь к нему по имени, желая взбесить.

Это срабатывает, и тон его становится еще более ледяным:

– Ты же понимаешь, что оба мы не можем победить, не так ли, Грейс?

Я бы порадовалась тому, что мне удалось разозлить его, но в его тоне есть нечто, говорящее мне, что я переборщила. Я настораживаюсь еще больше и тяну за платиновую нить. Я начинаю менять обличье, хотя я измучена, а превращение в горгулью еще больше истощит мои силы. И из-за того, что я сейчас как выжатый лимон, моя горгулья стала совсем нерасторопной.

И тут Сайрус бросается на меня, и его блестящие клыки вонзаются в мою шею прямо над сонной артерией.

Глава 122. Не надо так завидовать

Я кричу, потому что мир полностью слетает с катушек, земля дрожит, словно стадион вот-вот расколется на куски. И я кричу опять.

Я ничего не могу с этим поделать. Боль такая острая, так не похожа на то, что я чувствовала, когда меня кусал Джексон, что я едва могу разобрать, что происходит.

– Прекрати! – кричу я и, отталкивая Сайруса, отчаянно пытаюсь завершить превращение из человека в горгулью.

Но я не могу изменить обличье, поскольку мое тело уже не подчиняется мне, и боль стреляет в руки, делает ватными ноги и обращает мою кровь в жидкий огонь.

О боже, как больно. Как больно.

Мои глаза наполняются слезами, но я смаргиваю их. Сайрус уже оторвался от меня – как же такое возможно, если боль внутри становится только острее.

И тут меня осеняет. В отличие от Джексона он не пил мою кровь. Сайрус только укусил меня, и это его укус причиняет мне такую невыносимую, обжигающую боль.

Яд.

Сайрус поворачивается к зрителям на трибунах и, раскинув руки, ревет:

– Эта горгулья призналась, что она сплутовала. А наказание за плутовство во время Испытания – смерть, не так ли? – Похоже, он держит всю арену в своих руках. – Как она посмела посягнуть на наши традиции, на наши законы? Она не одна из нас и никогда не станет своей в нашем мире.

Он поворачивается ко мне, и вдруг раздается оглушительный звук, как будто что-то лопнуло. Шум с трибун сразу становится намного громче, хотя земля и перестала ходить ходуном. «Это хорошо», – думаю я, чувствуя, как все внутри меня начинает выключаться, как подгибаются мои ноги.

Я готовлюсь к удару о землю и к тому, что сделает Сайрус, когда я упаду. Но я не успеваю упасть, потому что меня подхватывает Хадсон, который оказался на поле так же стремительно, как Сайрус вонзил зубы в мою шею.

Сайрус уже уходит, бросив меня, словно мусор. Я смотрю, как он важно шествует прочь. Неужели никто не бросит ему вызов? Как же наивно с моей стороны было воображать, будто я могу ему противостоять. Я, маленькая полугоргулья-получеловек.

Хадсон поднимает меня на руки, лицо его искажено такой яростью и таким страхом, каких я не видела у него никогда.

– Грейс! – хрипло кричит он. – Грейс, держись!

Сейчас в нем нет ни следа отчужденности, ни капли язвительности или сарказма. И сквозь боль я вдруг осознаю, что в этот момент я, возможно, впервые вижу настоящего Хадсона – такого, какой он есть на самом деле. И мне нравится то, что я вижу. А из-за слез… его голубые глаза кажутся еще глубже.

Я поднимаю руку и смахиваю его слезы.

– Перестань, тут нет ничего страшного, – говорю я ему, хотя и знаю, что это не так. – Не надо.

Я понимаю, что дело дрянь, понимаю даже без его слез. И не удивляюсь, чувствуя, как боль и жжение распространяются по всему телу. Но отсутствие удивления не значит, что я не огорчена. Мне так хотелось узнать его получше теперь, когда он уже не находится в моей голове.

Мне хотелось сделать множество вещей.

Я смотрю на Джексона и Мэйси, спешащих ко мне. Они уже пробежали половину поля, но Джексон бежит с трудом – я даже представить не могу, каких усилий ему стоило разрушить защитный купол над ареной в нынешнем его состоянии полного истощения.

Как бы мне хотелось оказаться рядом с ним, обнять его еще раз. Но я уже чувствую холод, и теперь, когда волшебный купол исчез, на меня падают снег с дождем, а яд Сайруса проникает все глубже и глубже.