Искушение

— Лешенька, — слащаво заворковала она. — А ты знаешь, что у меня дома есть? Знаешь?

Алеша покосился с любопытством: «Говори, мол, я слушаю, но не надейся, что это нас сблизит».

— У меня есть настоящий духовой пистолет. Не веришь? Мне папа привез из Чехословакии. Когда я маленькая была. Девочкам обычно привозят куклы, а он привез пистолет. Зачем он мне? Хочешь, я тебе подарю?

— Почему мне? — не поверил, конечно, Алеша. — Что же, мало ли других мальчиков? Всем дарить — пистолетов не хватит.

Он с мольбой обернулся к отцу. Если хоть один шанс имеется, то все зависит сейчас от отца. От кого же еще? Сам он маленький и не сумеет договориться с этой лукавой Надей, то злой, то доброй. А папа сумеет. Если захочет.

— Папа! — воззвал Алеша. — Скажи!

Федор Анатольевич уже взял себя в руки. На Наденьку смотрел с прежним утренним безразличием.

— Она шутит, малыш. Наша новая знакомая все время шутит. Бывают такие веселые люди, сынок. Для них все на свете — шутка.

— А где ты живешь, Лешенька? — спросила Надя.

— Я живу на Ленинском проспекте, дом, где ткани продают в магазине. Квартира пятьсот вторая, средний подъезд, шестой этаж, — заученно отбарабанил мальчик.

— Ой! — сказала Надя. — И я живу на Ленинском проспекте. Да мы совсем почти соседи.

— Нельзя давать адрес подозрительным людям, — нравоучительно заметил Федор Анатольевич, — ты совершил ошибку, сынок. Возможно, роковую.

— Я принесу тебе пистолет, малыш, — сказала Наденька. — Он мне не нужен. Знаешь когда? Через два дня, в субботу. Ты жди. Обязательно жди.

Она спрятала в сумочку свои рубли.

— До свидания, Федор Анатольевич.

— С богом.

— До свидания, бельчонок.

— Тетя Надя, я буду ждать… и тот день, и другой, и третий.

— Не надо так долго. Я приду, как обещала.

От дверей она обернулась. Мужчина рассеянно вертел перед глазами пустую рюмку. Алешенька помахал ей, заулыбался, приподнялся на стуле.

«Как все просто, — думала Надя, идя по улице к метро. — Все просто у детей… Обида, радость — вспыхивают, как спички, и тут же гаснут. А у взрослых разве не так? У меня разве не так? Радость, горе — все эти пустые смены настроений, эмоции, страсти-мордасти. Довольно глупо, если хорошенько подумать. Если подумать, любую обиду можно развеять обещанием игрушечного пистолетика…»

На площади Ногина она села в автобус, втиснулась в душную тесноту, стараясь ни к кому не прикасаться и уже увлекаемая множеством чужих настороженных лиц, случайно донесшихся обрывков фраз. Внимание ее привычно рассеялось, взгляд вышаривал в тесноте таких же юных и сильных, как она сама.

«Зачем я пообещала прийти, — продолжала она размышлять с раздражением. — Очень надо! Какой-то случайный эпизод, что-то померещилось — и вот уж девушка готова к самобичеванию, к жертве. Нет, надо воспитывать в себе выдержку и достоинство… А этот-то Федор — явно принял меня за шлюху. Надо же. При его-то данных такие претензии. Фи!.. Бедный мальчик-бельчонок. Как же они живут, и где их мать, жена этого алкоголика? Тоже несчастная женщина. Наверное, вкалывает где-нибудь, пока муж пропивает денежки… Ну все, все. Про это забыть! Сейчас пообедаю, часок поваляюсь — и за английский. Узнала бы моя мамочка, как дочка начинает самостоятельную жизнь… До сих пор тошнит от проклятого портвейна».

Тут Наденьку совсем затолкали. Она отпихивалась от локтей, портфелей, зонтов, зыркала гневно глазами. Какой-то мужчина великодушно уступил ей место. «Вы бы, гражданин, лучше ту бабушку посадили. Она давно около вас теряет сознание», — сказала Наденька интеллигентному пассажиру… Последний раз ясно припомнились ей белая головка мальчика, улыбка его до ушей, рыбьи глазки мужчины и его железный клык — все, все, эпизод исчерпан. Больше ничего не будет…

2. СВЕДЕНИЯ О ФЕДОРЕ АНАТОЛЬЕВИЧЕ ПУГАЧЕВЕ

В жизни отдельных семей, как и в жизни целых государств, бывают долгие периоды равновесия, внешнего благоденствия, которые маскируют для стороннего наблюдателя глубоко и грозно идущие разрушительные процессы. Так было и в семье Федора Анатольевича Пугачева, женившегося, надо сразу отметить, по любви, как и должно жениться порядочному человеку, и многие годы пребывавшего в ослеплении многочисленными достоинствами своей супруги Клары. Это было хорошее, полноценное во всех отношениях время. Вступил в брак Федор Анатольевич на пятом курсе института, потом год отшарнирил на номерном предприятии и там же сдал экзамены в заочную аспирантуру. Работая и учась, он ухитрился состряпать диссертацию по теме, которая, в случае удачи, открывала перед ним блестящие перспективы. Однако защитить ее Федору Анатольевичу не удалось по причине чисто житейского свойства.