Искушение

Действительно, это был Алеша, но в неузнаваемом виде. Штаны, отглаженные и вычищенные утром, по колено в грязи, октябрятский значок на курточке вырван вместе с куском ткани, носки перекручены и вроде бы не его, велики, ранец болтается на полуоборванном ремне, сияющее лицо в полосах чего-то черного, и всю картину довершала свежая ссадина от виска ко рту. Федор Анатольевич глянул на свои наручные часы, горестно отметил:

— Это все ты успел, Алексей, ровно за двадцать минут. Или у вас не было последнего урока?

— Урок был, — ответил сын. — Но подрались мы еще на перемене.

Он опустил ранец и стоял свесив руки, глядел на отца влюбленными, извиняющимися и чуть обиженными глазами.

— Ну давай быстро раздевайся, — сказал Федор Анатольевич. — И в ванну. Будем лечить твои раны.

— Раны успеется, — отозвался Алеша с небрежностью спартанца. — У меня, папочка, совсем плохая новость для тебя есть.

— Какая?

— Наверное, надо тебе идти в школу.

— Зачем?

— Катерина вызывает.

— Зачем вызывает? Благодарность мне объявить за такого сына?

Алеша криво улыбнулся, показав, что шутку оценил, но не считает ее своевременной.

— Дождешься от нее благодарности, как же. Она одних девчонок любит.

Дальнейший разговор происходил в ванной, где Федор Анатольевич отмыл сыну лицо и смазал ссадину зеленкой. Алеша молча, с безразличным видом перенес лечение.

— Папа, ты пойдешь все-таки в школу?

— Думаешь, мне приятно выслушивать про тебя разные гадости? Что же ты там натворил?

— Не знаю.

— Врешь! Отлично знаешь. По тебе видно, что знаешь. Может быть, за драку она тебя вызывает?

— Может быть.

— Ну и что это была за драка?

— Это не драка вовсе, папа. Просто она велела девчонкам следить, кто себя плохо ведет на уроке. И ей наушничать чтобы. На нашем ряду она Ольке Темкиной велела следить… очень плохая девочка, такая подлиза, папа, и очень подлая… А мне-то что. Я ее и знать вовсе не знаю. Есть она или нет — эта Олька. Ходит там где-то между партами, подлая, пускай и ходит. Только бы ко мне не тыкалась. А на уроке она два раза училке наябедничала, что я всем мешаю учиться.

— А ты мешал?

Алеша взглянул на отца с неодобрением.

— Это не важно, — сказал он. — Не Олькино это дело. Если она подлая, то пускай ко мне не тыкается. А то как дам, с ног могу свалить одним ударом.

— Девочку, слабенькую?

— Ха-ха! Слабенькая! Она мне пеналом врезала, кровь потекла. Ты же видишь сам! Я к ней на перемене подошел, хотел по-товарищески предупредить, а она мне пеналом в лоб. Чуть насмерть не убила. Она, наверное, самая подлая у нас в классе. Конечно, и Катька ей не уступит…

— Подожди, — оборвал зафилософствовавшегося сына Федор Анатольевич. — Значит, она тебя пеналом, а ты что?

— Я ничего. Даже предупредить ее не успел. Обратно вернулся к себе за стол и стал ждать звонка. Мне Юра говорит: погоди, Леха, мы ей после урока накостыляем. А я ему сказал: не надо. Я с ней сам разберусь.

— Та-ак, — протянул Федор Анатольевич. — Случай хотя и безобразный, но поучительный… Что же, и в грязи тебя эта Ольга вываляла, и значок она тебе оторвала?

— Нет, папа. На нас с Юрой большие ребята после уроков напали. Я бы им не поддался, да Юрка струсил и убежал. Он в глину залез и оттуда смотрел, как меня лупили.

Вымытый, с зелено-алой полосой через всю щеку, Алеша рассказывал спокойно, даже весело, точно приглашая отца подивиться разнообразию житейских ситуаций, но Федор Анатольевич видел, с каким трудом сдерживает мальчик слезы, давно сдерживает, геройски борется со слабостью. Жалко, больно было глядеть в его худенькое, с прозрачной кожей лицо, трогать острые плечи, и Федор Анатольевич старался не прикасаться лишний раз к сыну и отворачивался, избегал его страдающего взгляда. Он ведь тоже мог расплакаться почище Алеши.

— Я не могу идти в школу, — сказал он. — У меня мясо сгорит.

— Плохо, — ответил Алеша. — Катерина сказала, что, если ты не придешь, она меня в понедельник в школу совсем не пустит.

Забулькал дверной колокольчик.

— Кого-то принесло, — нахмурился Федор Анатольевич, — гостя незваного.

Отперев дверь, он сначала не узнал высокую красивую девушку с распущенными волосами. Сначала только в груди его странно екнуло, потому что очень уж давно не звонили к нему в дверь красивые девушки. А такие, пожалуй, никогда не звонили. Впрочем, красота этой гостьи что-то ему напомнила неприятное.

— Здравствуйте, — улыбнулась девушка. — Не узнаете, Федор Анатольевич? Я же обещала, вот и пришла. Алеша дома?

И она протянула перед собой бумажный пакет, перетянутый лентой.

— Здравствуйте, — вышел из легкого транса Федор Анатольевич. — Проходите, Надя. Очень рад.

Алеша издал было победный вопль, но сразу опомнился. Слава богу, он не какой-нибудь сопливый первоклассник. Взгляд его завороженно тянулся к пакету.

— Я думал, вы совсем не придете, — сказал он сдержанно, — и даже немного надеяться перестал.