Искушение

— Зачем? На десятки километров вокруг никого нет. Я тебя уже видел голую, а Марусю видом бабьёго тела не удивишь. Так что — иди так, — потом, на несколько секунд задумался, — хотя, какая-то одежонка тебе, все же, нужна. Сиди тут. Жди меня.

Стелла обрадовалась. Она была бы рада любому тряпью. Не удирать же с дачи голышом? Дверь снова скрипнула, возвещая о том, что вернулся Гиви. Вместо платья, на которое так рассчитывала девушка, он держал в руке широкий кожаный собачий ошейник. По полу волоклась полутораметровая цепь.

— Как тебе обновка? — усмехнулся Гиви, подходя к кровати, — ну-ну, не заставляй меня снова тебя бить! — и застегнул ошейник на шее Стеллы.

— Идем, нужно тебя выкупать, — Гиви потянул за конец цепи, — не садиться же за стол с такой вонючкой.

У Стелы не осталось сил ни плакать, ни что-либо чувствовать. Этот последний акт надругательства, когда её посадили на цепь, как животное, словно надломил её. Девушка покорно плелась следом за своим мучителем.

Гиви отвел её в конец двора, где Маруся уже наполнила водой лохань. Помог девушке забраться в ёмкость. Взял в руки кусок мыла и начал намыливать её тело. Аккуратно и бережно, словно не хотел причинить дополнительную боль. Каждое его прикосновение вызывало у Стелы волну отвращения. В один момент она подумала: «Уж лучше бы снова избил, чем вот так вот». Гиви вымыл ей волосы, облил чистой водой из кувшина, снова дернул за конец цепи:

— Выходи!

Стела выбралась из лохани. Увидела спешащую к ним Марусю, держащую в руках глиняный горшок.

Гиви зачерпнул из горшка то, что в нем находилось, и начал размазывать по телу девушки вязкую, остро пахнущую мазь.

Мазь немного холодила кожу и словно успокаивала боль:

— Что это? — спросила Стелла.

— Доктор дал, — ответил Гиви, и тут же уточнил, — для собаки. Был у нас тут пес, да задрали его шакалы в прошлую зиму. А мазь Маруська сберегла почему-то. Вот теперь и пригодилась.

Стелла только улыбнулась, услышав эти слова. Гиви, не поняв её улыбки, вскинул брови:

— Чему ты удивляешься? За своим животным нужно ухаживать, иначе подохнет раньше времени.

«А твое «животное» теперь я»? — подумала Стела, но озвучивать догадку не поспешила. Вместо этого произнесла:

— Я есть хочу.

— Это хорошо, — лицо Гиви осветилось радостью, — я ведь так и знал, что ты перестанешь бороться с тем, кто сильнее, и привыкнешь!

«Хуй тебе в сраку, мелкая гнусь! Никогда я не смирюсь и не привыкну! Но и не подохну в этой уёбищной даче тебе на радость! А потому, нужно для начала, поесть», — думала Стелла, идя к столу.

* * *

Гиви-старший большую половину из прожитых им сорока лет провел в тюрьме. Первый раз он угодил за решетку «по-малолетке». Учась в девятом классе, он с дружками избил не угодившего им чем-то учителя, который взял, да и «сдуру окочурился». Замять дело не удалось. За групповое избиение по-сговору, приведшее к смерти потерпевшего, нужно было кого-то посадить. Жребий пал на Гиви и еще двоих мальчишек. Родители тех, кто остался на свободе, щедро откупились от семей тех, кто отправился «на нары». Юный Гиви не особо переживал по поводу того, что жизнь свою он начинает с отсидки. В Кутаиси, где он родился и вырос, то, что твой сын, брат или муж сидел в тюрьме, не считалось позором. Главное — как сидел! Не стучал ли на своих? Не сотрудничал ли с администрацией? Был ли «правильным пацаном»? Гиви соответствовал всем требованиям «воровской общины», а три года, проведенные на малолетке, вполне поспособствовали тому, что в восемнадцать лет, когда его перевели на взрослую зону, он был принят там, как свой.

И шагать бы Гиви верх по воровской лестнице, достигая все больших высот. И стать бы ему в итоге «вором в законе», если бы не угораздило его, сразу после освобождения, жениться. Жену свою Гиви, как ни странно, любил. По-крайней мере, в начале совместной жизни. Что не помешало ему буквально через год, сидя с дружками в ресторане, снова ввязаться в драку. На этот раз потерпевший, слава Богу, выжил, но срок Гиви получил не меньший, чем за первое убийство, и снова отправился «топтать зону».

Уже в тюрьме Гиви узнал, что у его жены родился сын, которого юная мать назвала в честь папаши-сидельца. Ну а как же иначе?! Женщина тоже любила своего непутёвого мужа и хотела хоть таким образом показать ему свою привязанность.

Один из воровских авторитетов, качал головой, видя радующегося молодого отца:

— Зря веселишься, пацан.

— Это почему? — не сразу понял Гиви.

— А потому, что наблюдая за тобой, я вижу, что со временем, тебя могли бы и «короновать», а сейчас этого никогда не будет.

Гиви воспрял от возможных перспектив «карьерного роста», но, просидев за решеткой уже достаточно лет, он знал, что «вор в законе» не должен иметь ни семьи, ни детей, ни, собственно, дома. Вор должен воровать, когда оказывается на свободе, и «разруливать вопросы» во время очередной отсидки. А потому, наличие жены и ребенка было непреодолимым препятствием для того, чтобы когда-то его «короновали» старые воры.

— А если я разведусь? — Гиви с надеждой смотрел в глаза собеседнику.