Искушение

— Дедушка, — звала негромко Стелла, — уже проснулась. Давай позавтракаем.

Генерал отворял дверь своей комнаты:

— Да я уже понял. Слышал, как ты там шебуршишь. Идем в кухню, сварганим чего-то пожевать.

Дедушка и внучка неторопливо отправлялись в кухню. Стелла открывала холодильник, рассматривала его содержимое:

— Дедушка, что бы ты хотел на завтрак?

— Не, — отвечал генерал, — то пойлочко, что ты какавой зовёшь, я точно пить не буду. Давай заварим чайку и наварганим горячих бутербродов.

Стелла ставила на конфорку чайник, нарезала колбасу и сыр, укладывала нарезку на куски багета и ставила все это в микроволновку.

— Ешь давай, — генерал смотрел на внучку, которая, откусив небольшой кусочек, клала недоеденный бутерброд в тарелку.

— Не хочу больше, — Стелла в несколько глотков допивала свой чай, — я пойду в ванную, выкупаюсь.

Генерал тяжело вздыхал, глядя вслед внучке.

Думал: «Да что же это такое?! Девочка проводит в ванной комнате едва ли не половину дня. Никогда не принимает ванну, потому как через дверь отчетливо слышно звук льющейся воды из душа. Когда же настанет тот день, в который очистится её душа хоть немного»!

О чистоте тела генерал не беспокоился. Порезы на теле, как он предполагал, должны со временем затянуться. Синяки на лице стали едва заметными. Покрылся корочкой багровый рубец от ошейника на шейке девушки. Еще пройдет немного времени, и корочки эти отвалятся, оставив после себя нежную кожу. Но вот отвалятся ли корочки с души? И отвалятся ли вообще? На этот вопрос у генерала ответа не было.

После нескольких попыток разговорить внучку в первые дни после её возвращения, затею эту генерал оставил. Стелла сжималась в комок. В глазах страх сменялся ненавистью. Девушка вставала из за стола:

— Я пойду в ванную. Выкупаюсь.

Генерал ругал сам себя: «Вот ведь старый любопытный поц! Дай девочке прийти в себя! Не терзай её и не выспрашивай! Захочет, сможет — расскажет сама! А если не захочет — будь рад, что твоя кровиночка вернулась домой! Если и не невредимой, то живой»!

* * *

Прошло две недели.

Однажды утром, Стелла, отщипывая кусочки от любимой булки, взглянула на генерала в упор:

— Дедушка, скажи мне, ты что — антисемит?

Генерал едва не поперхнулся:

— С чего ты взяла?!

— Ты все время называешь маму то тупой жидовкой, то какими-то другим, неприятными словами, смысл которых не оставляет сомнения в том, как ты к ней относишься.

Генерал, допив свой чай и отодвинув чашку, ответил:

— Нация здесь ни при чем. Все, что я говорю, имеет отношение только к твоей матери, а не к народу. Понимаешь, еще когда она пришла в наш дом, я понял, что для неё важен только её собственный комфорт. Иметь крышу над головой, статус замужней женщины, тратить деньги, приносимые в дом мужем. И это всё! Её больше ничего не интересовало! Её не интересовало, где шляется по ночам вроде бы как любимый муж. Ей было безразлично, что за её дочерью ухаживает свекровь. Лишь бы дитё не орало по ночам, а как и кто это обеспечил — Ираиде было насрать. Наверное, я перегнул палку, называя её тупой жидовкой, но делал я это только из желания хоть как-то расшевелить эту фляку! Пробудить хоть какие-то эмоции. Заставить чувствовать и действовать!

Генерал замолчал. Задумался. Взглянул на внучку:

— Ты знаешь, что такое фляка?

Стелла пожала плечами. О таких тонкостях она как-то не задумывалась.

— Фляка — это внутренняя кишка, мягкая и разваристая, не имеющая никакой мышечной структуры. Это самое подходящее наименование для человека без внутреннего стержня. Я не знаю, почему твоя мать стала именно такой. Что было тому причиной. Не исключаю, что многовековые гонения, приучившие евреев выживать в любых условиях, сохранять жизнь себе и своему потомству, сделали такими многих из них, — генерал, закончив монолог, смотрел на внучку, которая, встав из-за стола, убирала в мойку грязные тарелки и чашки.

Смахнув крошки со стола, Стела в упор посмотрела на деда:

— Знаешь, наверное, вот эта приспособляемость, вот это желание выжить любой ценой, которое ты так осуждаешь в маме и её народе, помогли мне сохранить жизнь в том аду, где мне довелось побывать.

Стела направилась к выходу из кухни. Обернулась на пороге:

— Дедушка, я тебя попрошу, не оскорбляй маму хотя бы, когда я это могу услышать.

Генерал вспыхнул:

— Да какая она мать?! Неужели ты не понимаешь, что ей всегда было начхать на тебя?!

— Не знаю, — задумчиво проговорила Стелла, — дай мне время, чтобы самой во всем разобраться.

Генерал обижено ответил:

— Может ты хоть поговоришь тогда с нею? А то я сижу, как цепной пес, у твоей двери и никого к тебе не допускаю.

Стела вернулась, обняла деда:

— Спасибо тебе. Но нет. Пока нет. Я не могу никого видеть, кроме тебя.

— Но почему?! — недоумевал генерал.

— Потому что после всего, что ты увидел в первые минуты, ты не стал терзать меня вопросами. Ты сразу принял мою сторону, не выясняя, кто прав, а кто виноват в сложившейся ситуации. За что я тебе благодарна. А мама — она станет о чем-то спрашивать, а отвечать я еще не готова.

Стела коснулась губами начавшей лысеть макушки генерала.

* * *