Искушение

– Деньги, что ли? – доселе удрученно молчавший, Рыжий с еле заметной улыбкой поинтересовался у подчиненного ему матроса содержимым конверта, но особо на ответе не настаивал, а позволил ему действовать самостоятельно. Ничего другого старшина все равно предложить не мог, а ситуация, как ему казалось – была практически безвыходной. – Действуй, боец, как считаешь нужным. Выручишь – век не забуду, при ребятах обещаю.

       Ковалев стремглав бросился в тамбур и, увидев майора, представился ему и протянул конверт. Прочтя извлеченный оттуда лист, начальник громко, через весь вагон, позвал своих помощников. Через минуту патруль и матрос Ковалев стояли на перроне: Вадим принял от майора военные билеты, а тот всё стоял и вчитывался в текст. Поезд зашипел и тронулся с места, когда офицер поднял взгляд на матроса и громко сказал, скованно протягивая листок:

– Товарищ матрос! А вы знаете, что ваш документ – без даты?

       Весьма наглые, с точки зрения традиционной субординации, действия Ковалева явились полной неожиданностью – как для начальника, так и для его помощников. Никогда ранее офицер не попадал в такие ситуации. Он просто замер в недоумении, а за это время поезд исчез из поля зрения, увозя с собой дерзкого матроса с собутыльниками. Дело в том, что в ответ на вполне резонное замечание майора, Вадим бодро и радостно произнес примерно следующее:

– Так точно, товарищ майор! Других – не держим, у нас вообще все документы такие, – после чего схватил бумагу, лихо запрыгнул на площадку вагона, чуть не сбив проводника, с интересом наблюдавшего за происходящим – и был таков.

       Проходя мимо грязного треснувшего окна, Вадим с удивлением посмотрел в сторону оставшихся на перроне военных. Он остановился, еще раз прокрутил в сознании все свои действия, но так ничего и не понял: «Странно все это. И чего они стоят – как вкопанные?» Патрульные и сами ничего не понимали, но, проводив глазами состав, решили никаких мер по задержанию моряков не предпринимать и никого об инциденте не уведомлять.

       В действительности же, все объяснялось достаточно просто: скрипнувшее аккурат возле Ковалева вагонное колесо, слегка исказило сказанную офицером фразу, а точнее – её окончание. В результате Вадим услышал из уст военачальника не предлог с существительным, а совершенно неприличное прилагательное. Вернувшись в купе, он был встречен там громко и с почетом, а Рыжий пообещал достойно преподнести происшедшее событие новым годкам, сразу же по прибытии ребят на место. И только Ковалев знал, что лучшую награду уже получил: ею стала возможность сохранить в тайне и неприкосновенности содержимое его вещмешка.

       На третий день пятеро курсантов и старшина прибыли в расположение войсковой части. Желтое п-образное здание в два этажа, окруженное забором с колючей проволокой, не возбудило в Вадиме никаких эмоций. Таких зданий по всей стране – тысячи: широкое крыльцо с высокими перилами, при входе – застекленная будка с дежурным, до блеска начищенный пол (в том случае, если он паркетный), уставший от долгого стояния дневальный рядом с тумбочкой и запах портянок вперемешку с кирзой. Субъективно все это, конечно. Может, кому-то такая обстановка кажется даже романтичной.

       Солнечный июльский день был хорош сам по себе, а все, что касалось службы – уже не имело для Вадима никакого значения.

       XI

       Год под Мурманском прошел быстро. Ковалев несколько раз ездил к родителям на выходных, забурел, научился ловко обманывать командиров. Иногда напивался в увольнениях и приходил в часть совершенно пьяным: дежурные офицеры относились к нему настолько лояльно, что попросту не замечали этого. Вадим был весьма начитан и к тому же мог запросто цитировать не только классиков, но и вообще практически все, что когда-либо держал перед глазами в печатном виде. Именно этим и объяснялась вышеупомянутая снисходительность ко многим выходкам матроса: каждый из командиров в глубине души считал его умницей, коллегой по увлечениям и отличным собеседником. Организаторские способности, неподдельное уважение со стороны молодых бойцов и скорый сход – дополняли и без того достаточный набор аргументов, а потому служба, можно сказать, перестала тяготить Ковалева. Он даже почти забыл о своем приключении в житомирском лесу. Стал более свободен в выборе занятий, регулярно посещал спортзал с тренажерами, лучше и чаще питался. Дембель, как говорится, был не за горами.

       В июле 93 года в часть пришло письмо из Киева. Обратный адрес был известен Вадиму, да и сам отправитель указал себя весьма точно: автором письма была Светлана Кожевникова. А вот адресатом значился не Вадим Ковалев, а Сергей Торшин.