Искушение

       «На вид девочке было лет шесть-семь. Темные волосы и странная поза – обеими руками она будто закрывалась от Вадима. Но ребенка просто не могло там быть, ведь по карте группа находилась километрах в десяти от Житомира, в глубоком лесу. Со слов товарищей, я был обнаружен минут через двадцать после своего идиотского выстрела из автомата в землю. Пока Костя и Воробей несли меня к базе, Бедный с тремя бойцами шманали место и поляну с лесом вокруг дома еще минут двадцать, но ничьих следов, кроме моих, не заметили. Да и откуда, черт возьми, там взяться ребенку? Но он там был, был. Единственное, что почему-то ускользает из памяти – это произнесенная им фраза… Что-то вроде угрозы, или просьбы. Нет: ни то, ни другое. Он меня звал, и звал по имени. Что? Да какое еще имя?!

       Слишком много нестыковок. Возможно, от болевого шока у меня возникли галлюцинации (а ведь именно так и сказал мне Саня, на причале)… что – какой еще причал? Всё, с меня хватит! Хотя, если подумать хорошенько – всё может быть совсем по-другому: в жизни происходит много необъяснимого. Возможно, боль заставила меня испытать что-то сверхъестественное, но тогда…. Нет, я увидел сундук до того, как получил доской по спине, значит… твою мать, почему они не видели денег и золота?»

       Сон одолел курсанта Ковалева через пять минут – редкий случай, обычно хватало нескольких секунд. Но ведь и повод был значительный: Вадим вспоминал подробности своей встречи с кем-то или чем-то, несуществующим в общепринятом смысле. А такое, действительно, случается редко.

       VI

       Увольнение в город разрешено для курсантов только после принятия присяги. К лету девяносто второго Украина уже вышла из состава СССР, но в украинских частях продолжали служить: и русские, и белорусы, и казахи и все, как говорится, кому не лень. Не стоит комментировать все казусы тех лет, их было слишком много. В шутку можно заметить лишь, что Вадим увольнение заслужил по праву: за период с декабря 91 по февраль 92 матрос Ковалев присягнул на верность родине три раза. Первый раз, продуваемый хлестким морозным ветром и прижимая к груди автомат окоченевшей до бесчувствия рукой, он поклялся «не щадя своей крови и самой жизни» служить Советскому Союзу, потом пообещал «захищати незалежну Україну», а через какое-то время Вадима заставили признаться в верности России. Наверное, в то время все государственные новообразования так остро нуждались в верности и защите, что заставляли присягать себе всех и вся, а может – как раз наоборот. Тогда вся «разделенная» на куски страна представляла собой совершенно абсурдную с точки зрения обороны, территорию, где тут и там служили граждане со всего Союза, причем до самой демобилизации, то есть до девяносто третьего. Так и было.

       Июнь в Киеве – пора благодатная. Сам город не опишешь ни в одной книге, он необозрим и бесконечен в своем великолепии. Что-то сказочное витает над каждой его улицей – и все они кажутся огромными шкатулками, наполненными сюрпризами и сладкими булочками. Возможно, кто-то из местных жителей научился за много лет не замечать этой особой завораживающей ауры, но матрос срочной службы в увольнении всегда видит мир несколько иначе. А июнь…. Одно слово: чудо. Вадим получил увольнительную записку, военный билет, и отправился на свой последний, перед выходом в город, рубеж. КПП, представляющий собой окно в мир гражданских людей, удивительным образом смешивал в своем внутреннем пространстве две, совершенно несовместимых, сущности – свободу и унижение. Любой из курсантов, получивших возможность провести несколько часов за пределами части, обязан был пройти через это испытание. Заветные три метра, разделенные пополам турникетом, давались нелегко: дежуривший на пункте годок запросто мог отправить молодого бойца обратно в часть только за то, что у того, скажем – недостаточно аккуратно выбрит кант на затылке или же неравномерно блестит якорь на бляшке ремня. Пройдя же через КПП, матросы всегда, в любую погоду и в любом настроении, физически ощущали разницу между состоянием атмосферы на территории части, и снаружи. КПП был самым близким аналогом шлюзовой камеры, и тысячу раз неправ будет тот, кто хоть на минуту позволит себе усомниться в этом.

       Площадь у Республиканского стадиона была частично занята чехословацким «Луна–Парком» – аттракционом для того времени необычайно популярным среди желающих быстро отдохнуть. Денег у Вадима было немного, но развлечься очень хотелось, так что парень решил посетить блинную на площади Льва Толстого в следующий раз. Не особенно расстроила его и мысль о том, что сигареты придется купить без фильтра, а возвращаться в часть – совершенно голодным. С чувством приятного возбуждения Ковалев шагнул к первой же кассе и приобрел билет на «веселые горки».