Искушение чародея(сборник)

   Марина призналась мне в день отъезда. Рассказывала шепотом и боясь смотреть в глаза. Понимаешь, говорила она, это я во всем виновата. То, что Антошка такой. Я была беременна, когда в Институте делали новый проект. Излучение… Оно не мутагенное, в нем не было радиации. Но мышь… Мы же на мышах экспериментировали. У нее родились дети… Мышата… Пятеро через пару дней сдохли, один остался. Он с самого начала держался в стороне от собратьев. Сидел в своем углу. К нему не подходили. Потом он пропал. Наверное, кто-то из лаборантов выпустил. Но никто не признался. В ту ночь, когда он исчез, в лаборатории дежурила только я.

   Излучение должно было усилить мозговую деятельность. Но ничего ожидаемого не получилось. Во время эксперимента Марину слегка зацепило излучением. Тогда она еще не знала, что беременна. С тех пор Марину заботила больше работа, чем мы. Что-то там она пыталась доказать, изобрести и исправить нашу жизнь.

   В коридоре с грохотом свалился портфель.

   – Папа, мы краба нашли! – Антошка вбежал в комнату. – Волнами на берег вынесло! Мы его обратно в воду столкнули.

   – Щиплется, – сказал Дима, засовывая палец в рот. – Можно я завтра приду?

   – Конечно, – улыбнулся я. – Обязательно приходи.<

> //-- * * * --//

   – Антошка, – спросил я за ужином, – а меня ты можешь взять к своему морю? Мне тоже хочется посмотреть на вашего краба.

   – Пойдем. – Антон ухватил меня за руку и потащил в коридор.

   – Ничего не получится, – сказал я. – Мы уже пробовали.

   – Закрой глаза.

   Я закрыл. Рядом сопел Антошка.

   – Слышишь? – тихо спросил он.

   – Что?

   – Скребется. Это паук. Он снова плетет сеть, чтобы ловить плохие мысли.

   – Да, слышу, – сказал я. – Правда, слышу. Он ползает, касаясь лапками стены и, наверное, отчаянно меня ругает.

   – Да-да! И просит, чтобы ты больше не рвал его паутину.

   Я и не знал, что в нашем коридоре столько шагов! Мы шли, а он все не кончался.

   Мне вспомнился день, когда Антошку привезли из роддома. Это был не маленький человек, а большущий сверток из одеял, перевязанный ленточкой. После того, как Антошку распеленали, я прикоснулся двумя пальцами к его крошечной ручонке.

   Маринка не знала, что так получится. Никто не знал. Она замкнулась и ушла в работу. Может быть, это я виноват. Мне не надо было ее одну отпускать, я должен был сохранить семью. Для Марины ее Институт важнее, он дает ей надежду. А я и в Ленинграде работу найду.

   Сын вел меня за руку по темной бесконечности, заполненной шорохами, мыслями и теплотой его ладони. Затем раздался скрежет дверной ручки.

   – Осторожнее, папа, переступай. Я напридумал здесь дверь к морю. Когда-нибудь она окрепнет и станет доступной для всех. А сейчас открой глаза.

   Я открыл. Передо мной было море. Берег, покрытый мягким песком. Волны, накатывающиеся зеленой стеной. Высокие пальмы. И белые птицы, кричащие в вышине.

Мы бегали друг за другом мокрые от соленых брызг. Мы собирали ракушки и пугали сердитых крабов. Мы лежали на песке, рассматривая небо, на котором, кроме большого солнца, светило еще одно, маленькое, словно в небесах тоже гуляли отец с сыном.

   – Спасибо, – сказал Антон.

   – За что?

   – Ты смог прийти со мной. И услышал паука.

   – Не за что, – сказал я.

   – Знаешь, старый тополь во дворе тоже разговаривает.

   – Когда-нибудь ты поможешь мне его услышать, – улыбнулся я. – Пошли домой?

   – Ты хочешь позвонить маме?

   – Откуда ты знаешь? – удивился я.

   – Догадался. А еще ты ей скажешь, что мы сможем к ней приехать. Ты не волнуйся, я для тебя другую дверь открою, там, в новом доме.

   Почему-то я был уверен, что у Антона это получится. Я растрепал пятерней его мокрые волосы.<

>   – Ой, папа, идем быстрее, – забеспокоился Антошка. – Мне кажется, сейчас мама должна позвонить.

   Где-то вдалеке, в нашей квартире, совсем в другом мире, раздался трезвон телефона. И мы побежали домой.

Андрей Марченко. Примеси

   Мысли и чувства – самое ценное в Галактике. Эта добыча получше всего золота мира…

 Кир Булычев. Черный саквояж

   …Вроде бы саквояж должен быть добрым, толстым и надежным… А этот саквояж мне не понравился.

 Там же

   – Кхе-кхе, – прокашлял День-Добрый. – Погода будет меняться.

   Я взглянул в окно: ласточки хоть и не парили в высоте, но к земле тоже не жались. Да и вчера в вечернем прогнозе погоды обещали переменную облачность – не более.

   Об этом я сообщил Дню-Доброму. Тот отмахнулся:

   – Много синоптики понимают! – обиделся День-Добрый. – И с ласточками что-то не то!

   – Можно еще сходить в судомодельную секцию – у них там настоящий морской барометр висит.

   – Да на кой мне барометр, Бабкин! У меня артрит – точней любого барометра. Сегодня прямо в троллейбусе скрутило, чуть не упал. Хорошо, что Митяев со мной ехал, место мне уступил…

   Он достал из кармана пенал с таблетками, извлек оттуда одну пилюлю и бросил в рот:

   – Совсем артрит замучил, если бы не лекарство замечательное – не знаю, чтоб делал. Мне его сам министр подарил.

   – Как называется? – спросил я скорей из вежливости.