Искушение Данте

— Зло? Среди нас? Вы говорите о дурном расположении небес по отношению к нам, из-за которого погибли двое из преподавателей будущего университета?

— Нет. Я говорю о том из вас, кто убил Амброджо и Теофило.

На это обвинение не последовало никакой особой реакции. Каждый смотрел прямо перед собой или лишь исподтишка косился на соседей. Такое ощущение, что они знали, что один из них — убийца, но относились к этому с равнодушием и не желали его выдавать.

Чекко из Асколи склонил голову на сжатые в кулаки руки, но через некоторое время встрепенулся.

— Вы правы, мессир Алигьери. Наверное, мы сами думаем то же самое. Ведь не только вы старались проникнуть во мрак, окутывающий эти преступления. Мы тоже озабочены, и наши умы тоже изо всех сил стремятся познать истину. Однако мы, как и вы, ничего не поняли, а лишь пришли к тому неутешительному выводу, что смерть встала на пути замысла, который мог бы прославить город, гостеприимно принявший нас. Смерть Теофило, последовавшая за смертью мастера Амброджо, знаменует собой конец Флорентийского университета.

— Его не будет? — спросил Данте.

— Увы — нет! — ответил Бруно. — Да и не только из-за трагических утрат, понесенных Третьим Небом. Очевидно, что этот город еще не готов к тому, чтобы стать вместилищем высшего учебного заведения, о котором мы мечтали. Флоренции не нужен центр наук и искусств, не имеющий прямого отношения к торговле. Бонифаций уже основал университет Sapientia Urbis в Риме. Падуя и Болонья совсем рядом и будут манить к себе вашу молодежь. Вряд ли наш университет пользовался бы здесь успехом, даже если бы смерть не нанесла свои удары.

Данте почувствовал, как у него в душе закипает ярость.

Значит, они грустят потому, что не будет университета, а не потому, что убили двух человек?!

Поэт взглянул в другой конец таверны, ища взглядом Антилию.

Они — лицемеры, находящиеся во власти колдуна, трепещущие при одном виде блудницы и поклоняющиеся жестоким богам! И при этом среди них скрывается убийца. И возможно, не один!.. А теперь они хотят смыться! Ловчее не придумаешь!

— Значит, вы решили податься в родные края? А ведь наш город так бурно растет! За новыми городскими стенами смогут поселиться до ста тысяч душ! Уже заложены фундаменты огромных строений, и со всех концов Италии к нам съезжаются мастера, желающие принять участие в грандиозном строительстве. Магистрат поддержит все ваши начинания. Вчера через Северные ворота к нам прибыли еще двое мастеров из северной Италии. Возможно, работа Амброджо будет продолжена и завершена!

Говоря это, Данте не обращался ни к кому по отдельности, и никто ему не ответил. Поэт переводил глаза с одного лица на другое, не сомневаясь, что хотя бы один из присутствующих уже знает все это. Однако все сидели с непроницаемыми лицами. Немного удивился только Веньеро:

— Два мастера из северной Италии?

— Кроме того, — внезапно сказал Августино, словно не слушавший речи Данте, — эта таверна опустеет, когда ее покинет воплощение красоты… Разве вы не слышали о том, что прекрасная Антилия покидает Флоренцию?

Данте вскочил на ноги.

— Танцовщица уезжает?! Вы уверены в этом? — спросил он дрожащим голосом, но тут же прикусил язык и мысленно выругал себя за то, что выдал свои чувства.

— Никто не должен покидать Флоренцию без разрешения Магистрата. И никто не получит этого разрешения, пока я не найду убийцу и не брошу его в темницу! — заявил поэт, стараясь говорить строгим официальным тоном.

— Антилия уезжает. Об этом нам сообщил Бальдо. Смотрите, он похож на побитую собаку! Выходит, он не врет! А что до темницы — вы же не думаете, что Антилия убила двоих мужчин своими изящными ручками?

А ведь проклятый хозяин таверны ничего ему не сказал! Да его надо вздернуть за это на дыбу! Оторвать ему и вторую руку! Сгноить его в подземелье!

— А вы не знаете, куда направляется Антилия? — спросил Данте, отгоняя от себя эти страшные мысли.

Августино помрачнел и переглянулся с остальными.

— Кто знает?.. Может, туда, где ее ждет тот, кого она по-настоящему любит! Этот демон… — саркастически сказал он.

— Разве ангелы и демоны не одно и то же в глазах Всевышнего, не знающего счета времени? — сказал Бруно. — Разве ум Господа не способен одновременно вместить в себя все и вся? А разве Люцифер, канувший в преисподнюю, не продолжает услаждать свой слух звуками лиры, даруя нам слова нежных песнопений? Ведь время — всего лишь жалкая выдумка человека, которому не на что полагаться, кроме обманчивых чувств. Кем бы ни была Антилия — небесным ли ангелом, исчадием ли ада, — она все равно излучает ослепительный свет…

— Ибо вверху то же, что и внизу, — пробормотал Чекко из Асколи. — В пещерах на небесах пылает тот же огонь, что и в недрах вулканов.

Веньеро долго молчал, созерцая дно кубка у себя в руках, но при этих словах тряхнул головой.

— Да! А в морской бездне господствуют те же течения, что и в небесах. Это так… Внизу то же, что и вверху… И я это видел…

С этими словами венецианец уставился в свой кубок с таким видом, словно желал потопить в нем тяжелые воспоминания.