Искушение для ректора

Девять лет я не прикасался к женщинам. Жар от ее губ ошеломил меня. У нее был вкус первородного греха, который я уже забыл, думал, что не помню. Но сейчас я целовал не просто неисправимую, избалованную девчонку, погрязшую в распутстве. Я целовал Еву, не познавшую ни страсти, ни соблазна.

И это пьянило похлеще вина.

Ее запах проник в мои легкие, и мои барьеры пали. Я и так держался сколько мог. В конце концов, она уже была моей.

Она была моей подопечной.

Я поцеловал ее со всем несдерживаемым голодом, который сжигал меня изнутри.

Катя невинно пыталась отвечать на мои поцелуи. Поглаживала мои губы и язык нетерпеливыми, неумелыми ласками. А я хотел сжечь еев том пламени, в котором сгорал сам.

Я сжал ее ягодицы и прижал к своим напряженным бедрам.

Ее стон прострелил позвоночник разрядом. Не осталось никакого контроля, только чистые инстинкты. Мне не надо было ничего объяснять. В поисках своей единственной, я неожиданно нашел ее в той, которая совершенно мне не подходила.

Нашел тогда, когда отрекся от любой связи с женщиной.

А сейчас я прижимался к ней, говоря своим телом то, что я не имею права объяснять словами. Я хотел ее тело, ее удовольствия, ее боли. Я хотел ее полностью, как бы неправильно это ни было.

— Игорь? — мое имя мольбой прозвучало от Кати. Голос дрожал от вожделения и тоски.

Это только усилило голод. Я умирал от желания ответить на ее призыв. Просто спустить молнию и вогнать в нее член до упора. Заставить кричать мое имя и просить освобождения.

Эта мысль привела меня в бешенство. Я поцеловал ее сильнее, глубже, желая больше. Сегодня, сейчас…

Но что-то было неправильным. Ее поведение было неправильным. Ее поцелуи были слишком невинными. Она вела себя в моих объятиях совсем не так, как веду искушенные девушки.

Пронзительная догадка отрезвила меня.

— Нет, — простонал я.

Я отстранился от Снежиной, борясь с желанием завладеть ею.

— Что случилось? Куда ты?

— В первый раз будет больно, — произношу я и как коршун слежу за ее реакцией.

Он дергает плечом:

— Ничего страшного, потерплю.

Я знал! Я так и знал!

Только… какого хрена девственница делает в исправительной академии?!

— Я был в секунде, чтобы лишить тебя девственности, как животное! — зарычал я, срывая я злость на ней.

— Но я не против! Я хочу этого! С тобой, а не с каким-то Тимуром, или другим придурком.

— Я не буду трахать тебя. Не сейчас. Никогда! Но если узнаю, что ты соблазняешь Тимура или любого другого придурка в этой академии, я выдеру тебя так, что целый месяц сидеть не сможешь. Ясно?

— Ты серьезно?

Снежина возмущена, но пусть не думает, что я буду шутить на эту тему.

— Абсолютно.

Она зажмурилась и отвернулась.

Я не двигался, пока сердце не пришло в норму, уже в привычном ритме отсчитывая удары. Я проводил Каю в нагретую машину, чтобы не стоять на диком холоде. И повез ее обратно.

Когда академия уже показался, Кая заговорила.

— Я не твоя фанатка, Шереметьев.

— Какое облегчение, — буркнул я.

— Нет, ты не понял. Я не пускаю по тебе слюни, не вздыхаю по прекрасному телу, подглядывая за тобой в окно…

— Значит все в порядке, — сухо ответил я.

— Ничего не в порядке! Потому что мне всего этого мало! Я не хочу твоего обожания, или чтобы ты просто трахал меня, — она посмотрела в окно и договорила: — Мне нравится, когда ты на грани. Нравится доводить тебя и видеть, как ты меняешься. Ты меня пугаешь, но это в тебе дико возбуждает. Я не хочу обычных отношений. Мне нравятся порки, наказания. Хочу, чтобы ты трахал меня как животное. Чтобы душил...

— Остановись! — процедил я, снова начиная заводиться.

— Не могу! — закричала она. — Кто мне вообще сможет дать такое, если не ты?

— Ты слишком молода, чтобы знать, чего хочешь, — прошипел я, стараясь напугать ее.

— А ты знал, чего хотел в восемнадцать?

— Да. Знал. Добивался и получал. Но именно из своего опыта советую тебе — не лезь в это. И не лезь ко мне!

Я остановился перед академией и вышел из машины. Снежина выскочила из машины не дожидаясь, когда я открою ей дверь. Я быстро позвонил дежурному преподавателю, чтобы он проводил Снежину до комнаты без всяких допросов. Уже далеко за полночь, ей нужно выспаться.

Когда я отключил звонок, Катя уже подошла к двери и оглянулась.

— Вы можете следить за мной или за Тимуром. Или вообще поставить слежку за всеми, у кого есть член в этой академии. Но я тоже умею добиваться и получать. Нравится вам это или нет, а я потеряю девственность в этой академии. Я вас не боюсь, хоть запорите меня потом. Я больше не буду с вами целоваться. Я дала вам слово, я его сдержу. Спокойной ночи, Шереметьев.

Снежина развернулась и скрылась за дверью академии.

А я стоял потерянный и злой. Я никогда не должен был пробовать ее губы на вкус. Не должен был узнать, что в Кате мне нечего исправлять. Она чиста.

Но я не жалел об этом.

Это был первый невинный поцелуй в моей жизни. Но теперь я должен поговорить с ее матерью. Я не понимаю, что Екатерина Снежина делает в моей академии для исправления?

ГЛАВА 12

ЕКАТЕРИНА