Их тела тянулись перед ним, отчего-то чувствуя себя сейчас чем-то неотделимым от них, словно единым потоком куда-то затянутый вместе с ними, нуждаясь в соединении с ними, поднявшись, он торопливо сбросил одежду; распластавшись, забросив руки за голову, обе они влажно-поблескивающими глазами следили за ним – их было двое, их тела, вытянувшись, белели перед ним. Притянутый, чувствуя, что должен соединиться с ними, почему-то вдруг чувствуя, что тело девушки, меньше подходившее ему, именно поэтому влечет его острее, но понимая, что первой может быть только Наташа, опустив колено на покрывало, он двинулся к ней. Словно понимая это и не ожидая ничего другого, подтянув ноги и откинув голову, она ждала его; видя ее полузакрытые глаза и разведенные бедра, нависнув и соединившись с ней, как в знакомую волну, он окунулся в нее; лежа на боку и подперев рукой голову, девушка, улыбаясь, смотрела на них. Наваливаясь на Наташу, ударами тела разнося ее, лежавшую с закрытыми глазами, он повернул голову к девушке, глаза их соединились, словно почувствовав что-то, в этот момент Наташа, выгнувшись и напрягшись, издала долгий стон. Глядя в смеющиеся глаза девушки, не желая выходить из Наташи после первого же обретения, желая приближения второго, он приглашающе мотнул ей головой, встав на колени и отбросив волосы, девушка склонилась над животом Наташи, согласно-устремленно действуя, они достигли второго стона. Поднявшись и отбросив волосы, она взглянула на него, на секунду остановленный тем, что двух раз, отданных им Наташе, может быть недостаточно, тут же освобожденный ощущением того, что сможет к ней вернуться, видя уже лежавшую на спине девушку, он вышел из Наташи. Переступив на кровати, встав на колени между разведенными ногами девушки, как во сне, не веря простоте того, что происходит, на весу примериваясь к незнакомому телу, он провалился в нее; со сдавленным криком, мгновенно став другой, она забилась навстречу ему. В противоположность Наташе, лежавшей распластанно, напряжением ног и бедер вбиравшей его, она билась об него, словно не владея собой, сбивая его движения. Стараясь ее успокоить, гладя ее по щеке, словно уговаривая, ударами своего тела он наваливался на нее:
– Подожди, ляг спокойно, я сам все сделаю.
Не слушая его, запрокинув голову, она вдруг выгнулась с протяжным стоном, почти тут же, без паузы, словно догоняя его, ее тело вновь неистово заходило под ним; ударами тела подчиняя ее, сумев отчасти передать ей свой ритм, он прибивал ее к постели; вновь закинув голову, не видя его, она снова застонала, вновь тут же задвигавшись под ним; поняв, что она способна поминутно достигать желаемого, освобожденный этим от обязанности специально заботиться о ней, облегченно-просто он вбивался в нее. Внезапно услышав стон Наташи, подняв голову, увидев ее, сидящую выбросив ноги вперед, откинув голову назад, поняв, что, глядя на них, она сама помогает себе, чувствами он метнулся к ней, ноги девушки лежали у него на плечах, вбиваясь в девушку, но глядя на Наташу, присоединенный к ней, он скользил куда-то вместе с ними обеими. Словно живя отдельно от них и ничего не слыша, девушка застонала под ним снова. Упав набок и положив голову на вытянутую руку, Наташа смотрела на них, свободно подогнутая нога ступней касалась колена другой, сильным длинным телом вытянувшись вдоль них, чувствами простодушно-безревностно соединенная с ними, приподнявшись на локте, она снова придвинулась к ним. Пронзенно глядя в ее ясные глаза, сцепленный с девушкой, словно проталкиваясь сквозь эту сцепленность, в прозрении, безоглядно он подался к ней:
– Наташа, я жизнь положу, чтобы сделать тебя счастливой.