Искушение любовью

— Тонтон, — медленно повторил Марк. — Я ее помню. — Воспоминание было смутным — какая-то маленькая комнатушка в деревенском доме, молодая женщина с двумя маленькими детьми. Его мать навещала ее; Марк ходил вместе с ней. Она всегда брала его с собой. — Но это было много лет назад. Возможно, лет двадцать.

— Верно, — подтвердил Тонтон и наконец-то посмотрел Марку в глаза. — Это было еще до того, как я вернулся из ссылки. Не знаю, что сталось бы с Джуди, если бы не ваша матушка.

— М-м-м.

— Да, — сухо сказал Тонтон. — Я был одним из тех самых молодых поджигателей. — Он развел руками. — Я вместе с другими поджег фабрику, когда они привезли «Дженни-пряху» и уволили половину рабочих. — Он слегка покраснел, возможно, от того, что вспомнил: сожженная фабрика принадлежала отцу Марка. — Судьи выслали меня из страны за то, что я сделал. И ваша матушка помогла моим мальчикам не умереть с голоду. А потом оплатила мою дорогу до дома и поручилась за меня, за мое хорошее поведение, в то время как никто не хотел брать на работу преступника.

— Может быть, все это так и было, — тихо сказал Марк, — но ведь именно мой отец вас и уволил. Так что одно уравновешено другим.

Мать несомненно согласилась бы с этими словами. Она была совершенно безумна, но во всем, что делала, прослеживалась пугающе четкая последовательность и логика. Она продала все, чем владела семья, и раздала деньги бедным. Но при этом никогда не воспринимала свои действия как благотворительность. Она считала, что просто возвращает взятое ранее.

Тонтон снова посмотрел на него:

— Прошу прощения, сэр, но я все равно не чувствую, что одно уравновешивает другое. Я очень и очень обязан вашему семейству. — Он потер лоб. — Но я пришел сюда не затем, чтобы препираться с вами. Видите, в чем дело… у меня есть собака. Сучка. Не просто собака — лучшая пастушья собака во всем Сомерсете, клянусь вам. Другой такой просто не сыскать. Шотландской породы. — Его глаза неожиданно засияли. — Она гуляла с кобелем несколько месяцев назад. Весь народ здесь, в наших краях, готов все на свете отдать, лишь бы заполучить одного из щенков Дейзи. Всего их пять; семь недель от роду. О четырех я уже договорился, а пятого придержал, потому что… — Он положил руку на стол, ладонью вверх. Под ногтями у него было черно. — Сэр Марк, может быть, вы захотели бы щеночка? Я счел бы за огромную честь, если бы детеныш Дейзи отошел одному из сыновей Элизабет Тёрнер.

Марк проглотил ком в горле. Наиболее зажиточные члены общины — те, кому принадлежали мельницы или землевладельцы, — пару раз приглашали его разделить их скромную трапезу. Впрочем, даже это гостеприимство было вызвано вполне прозаическими причинами. Деревенские хотели вволю посплетничать и похвастаться перед соседями, что их гостем был сам сэр Марк.

Но он прекрасно знал, что значила для этих людей хорошая пастушья собака. Она не просто приносила пользу; она была верным спутником и надежным другом; она являлась символом благосостояния. Человек, имеющий собаку, не влачил жалкое существование; в глазах окружающих он жил в достатке. Предложить собаку Марку для Тонтона было равносильно тому, чтобы подарить своего первенца.

— Мистер Тонтон, я приехал в Шептон-Маллет, чтобы подумать… подумать над одним предложением. Видите ли, меня попросили стать членом Королевской комиссии по делам бедных.

Тонтон кивнул.

— Это… большая честь, — заметил он. Уголки его губ чуть дрогнули.

Марк потер висок.

— Вы хотите сказать, это ужасно. Я не сторонник законов о бедных, к тому же комиссия запятнала свою репутацию еще больше, чем парламент. У меня нет никакого желания тратить свою жизнь на обсуждение вопросов вроде величины порций овсянки в работных домах.

Тонтон побарабанил пальцами по колену.

— Ну… если там такая неразбериха, может статься, как раз вы им и поможете? Хорошему человеку дело всегда найдется.

— Да, я знаю. Только поэтому я и не отклонил предложение сразу же.

И люди — действительно важные люди — прислушаются к нему, если он скажет, что вся система никуда не годится. Марк понимал, что он смог бы улучшить положение вещей. Судьбе было угодно даровать ему известность, и он чувствовал, что обязан употребить ее на всеобщее благо. Только… это звучало так, словно он должен был любить всех по долгу службы, и это несколько его смущало.

— Понимаете ли, если я и в самом деле соглашусь на эту должность, то мне придется много путешествовать. И мне негде будет держать собаку. Мне кажется, щенок Дейзи заслуживает лучшей участи.

Лицо Тонтона потемнело.

— Ну конечно… — пробормотал он. — Вы будете блистать в самых известных салонах. Там нет места для грязной собачонки. — Он расправил плечи и оглядел комнату. — Ну что ж. Возможно, я смогу быть вам полезен чем-нибудь еще.

Может быть, Марк и не считал то, что делала его мать, чистой благотворительностью, но этот человек явно придерживался другого мнения. Отказаться от подарка было все равно что отрубить дружески протянутую руку.