— Вовсе незачем так удивляться. Я девственник, а не мертвец. Хотя… несколько раз я был близок к тому, чтобы потерять свою драгоценную невинность. — Он откинулся на подушки и закрыл глаза. — Более чем близок.
— О… молодчина, — тихо заметил Смайт. — Ничего не скажешь.
— Ничего не было, — пробормотал Марк. — Что тут говорить.
— В самом деле — чего ты хочешь, Марк? — спросил Эш. — Ты хочешь, чтобы я все это прекратил? Я сделаю все возможное. Хочешь, чтобы мы нашли ее и закрыли ей рот? Я заплачу ей столько, сколько понадобится. Тебе стоит только сказать — я к твоим услугам.
Чего же он хочет? Марк чувствовал себя так, будто он уцепился за край скалы и чудом удержался от падения в пропасть. Он хватался за остатки своего благоразумия, уравновешенности и спокойствия.
Но… она считала, что женщина вроде нее никогда не сможет завоевать любовь такого мужчины, как он. Он во всеуслышание обвинил членов ОМД в лицемерии.
Золотые слова. Но есть ли смысл держаться за этот пресловутый край скалы, если видишь, как женщина, которая тебе дорога, срывается вниз?
— Эш, — сказал Марк. — Да, мне действительно нужна твоя помощь. Позволь мне объяснить…
Дождь хлестал вовсю. Джессика порылась в кармане плаща, пытаясь отыскать ключ от своей лондонской квартиры. Она занимала несколько комнат в Уайтчепеле; улицы здесь были грязными и неприветливыми. Джессика сняла эту квартиру поздней весной, перед тем как отправиться в Шептон-Маллет; ей требовалось где-то хранить свои вещи; кроме того, после завершения дела с сэром Марком нужно было куда-то вернуться. Здесь она совсем не чувствовала себя дома, но Пэррет обещал выплатить оставшиеся по договору деньги через неделю или две, и с квартирой приходилось мириться.
Из-за дождя на улице было уже почти темно. Джессика нагнула голову и ткнула ключом в замок. Пальцы замерзли и не слушались, и ей никак не удавалось попасть в замочную скважину. Последняя часть статьи вышла несколько дней назад, и сейчас ей было немного не по себе. Она слышала, что Марк снова в Лондоне — он вернулся прошлым вечером.
Ей не хотелось о нем думать. Ни о нем, ни о том, как она с ним поступила. В конце концов она сделала то же, что и всегда, — попыталась выжить. Любой ценой. И это ей удалось. Ключ наконец попал куда нужно; Джессика отерла мокрую щеку и вошла внутрь. Она стащила с себя насквозь промокший плащ и обернулась, чтобы выжать его за дверью.
На углу улицы горел один-единственный фонарь, почти не дававший света. В такой темный дождливый вечер, как этот, он не освещал, а скорее отбрасывал тени — длинные, мрачные, страшные тени.
Одна из теней вдруг зашевелилась, отделилась от покрытого мраком прохода между домами и двинулась в ее сторону. Сердце Джессики заколотилось.
— Джессика, — сказала тень.
Это был
Она сделала еще один шаг назад.
— Сэр Марк. Что вы здесь делаете?
Он подошел ближе. Теперь Джессика могла различить его лицо. Его сюртук был абсолютно мокрым; выбивавшиеся из-под шляпы пряди светлых волос прилипли ко лбу. Струйки воды стекали по его лицу и капали с подбородка. Ей показалось, что его глаза мечут молнии.
— Как вы считаете? Что я могу здесь делать?
Джессика съежилась.
— Должно быть, вы очень сердитесь.
— Я в ярости.
— Но в самом деле — что же вы делаете? В такой дождь, без плаща, без зонтика, без… без…
Он шагнул вперед. Теперь он стоял так близко, что мог бы до нее дотронуться. Джессика посмотрела ему в лицо, и все слова вылетели у нее из головы.
— Когда я выходил из дома, дождя не было, — просто ответил он и взялся за дверную ручку, как будто хотел пресечь любую ее попытку к бегству.
Ее сердце забилось быстрее.
— Дождь идет с трех часов.
— Я здесь с двенадцати, — заметил он. Он говорил тихо и спокойно, и это пугало Джессику больше, чем любой самый громкий крик. — Кроме того, так я могу быть уверен, что вы не выставите меня за порог. Великодушие за великодушие.
Она вспомнила тот день, когда точно так же стояла у дверей его дома, промокшая до костей. Тогда она пришла, чтобы его соблазнить. Она сказала ему, что ненавидит его. Джессика содрогнулась и снова накинула на плечи мокрый плащ.
— Я знаю, что вы расстроены из-за моего поступка, — сказала она. — И я знаю, что вы терпеть не можете внимание к своей персоне и вмешательство в вашу частную жизнь. Я понимала, что вы возненавидите меня за то, что я передала наши с вами беседы всему Лондону. Вы меня презираете. — Когда она говорила, с ее губ срывались облачка белого пара. — И мне нечего сказать в свое оправдание.
Он протянул руку и коснулся ее подбородка.
— В самом деле? Ни единого слова в свою защиту?
Джессика отодвинулась.
— Я сделала то, что и обычно. Попыталась выжить. И я не стану просить за это прощения. Но и от вас я прощения не жду.