Искушение. Мой непокорный пленник

— Все еще нравится мой массаж? — спросила я, надеясь услышать в ответ «уже не очень». Или хоть какой-то намек, что Маркус готов к переговорам.

Но вместо этого паршивец выдавил очередную улыбку.

— У вас прекрасные мануальные практики. Я буквально чувствую, как кровь разбегается по каждой мышце, приводя ее в тонус. А уж как сексуально вы выглядите с этой плеткой… ммм…

Да твою же душу да Рамону в задницу!

Злая на упрямство Маркуса и на проклятую госпожу Эйстерию с ее трижды проклятым заказом, я продолжила наносить удары еще яростнее и чаще. Маркус должен сломаться и хотя бы вскрикнуть! Должен! Иначе я в ловушке!

Но вместо этого после очередного удара вскрикнула я сама и уронила плеть. Запястье правой руки пронзило такой болью, что на секунду у меня в глазах потемнело.

— Что случилось? — встрепенулся Маркус.

Сжала зубы, чтобы не стонать, придерживая руку и пятясь спиной к тумбе.

— Да что с тобой? — раб извивался, пытаясь повернуть голову в мою сторону.

— Все нормально, — сейчас мне меньше всего хотелось общаться с военнопленным. Пусть бы он провалился под землю вместе со своей госпожой Эйстерией.

Боль была такая, что, если бы не раб — я бы выла в голос.

— Иди сюда! — прозвучал приказ, и я сама не понимая почему, покорно подошла к мужчине.

— Рука?

Молча кивнула.

— Пошевелить ею можешь?

Попробовала, но это вызвало новую волну мучений, и я не смогла удержаться от вскрика.

— Отцепи меня! — потребовал арамерец.

Мне кажется, в тот момент боль настолько притупила мое сознание, что я мало что соображала. Отстегнула его правую руку, а дальше он справился сам. Я же продолжала стоять в каком-то оцепенении, кусая губы, чтобы не выть, и боясь пошевелить запястьем.

— Покажи, — Маркус потянулся к моей руке после того, как освободился от цепей.

Прикосновение выдало очередную болезненную вспышку, я попыталась выдернуть кисть, но он не отпустил.

— Ш-ш-ш… потерпи чуть-чуть. Я аккуратно. На перелом не похоже. Скорее, это вывих или растяжение. У тебя есть в доме какие-нибудь лечебные мази на такие случаи?

— Есть, — ответила я.

— Это хорошо. Но сначала приложим что-нибудь холодное, чтобы рука не опухла.

Маркус повел меня в столовую и усадил, чтобы я смогла положить травмированное запястье на столешницу. На шум пришел Вир.

— Слишком усердно перевоспитывала. Теперь сидит с растяжением, — пояснил Маркус в ответ на удивленный взгляд северянина. — Будь добр, принеси, пожалуйста, чистую тряпку.

Вир послушно кивнул. Сам Маркус раздобыл миску с холодной водой. Принесенную тряпку он тщательно смочил и приложил к моей руке. Прохладная влажная ткань приятно обволокла кожу.

Удивительно, но не только я, но и Вир слушались Маркуса, будто так и надо. Ладно я слегка растерялась от боли, но мой северянин почему спокойно подчиняется приказам постороннего человека?

— Сейчас подержим немного в холоде, чтобы не было отека, смажем мазью и перевяжем. Мы так в армии делали. Два-три дня и все пройдет. Давай вина принесу? Поможет притупить боль. Вир, где у вас вино? И мазь захвати, пожалуйста.

Мужчины вновь ушли в кладовую, а я сидела, глядя на ноющую кисть и пыталась осмыслить происходящее. Оно не желало укладываться в голове.

Я только что исполосовала Маркуса плетью, и как бы он не храбрился, понимала, что ему пришлось только что вытерпеть. Но при это он ни разу не пожаловался. А стоило мне повредить руку, моментально бросился помогать.

Как это все понимать?

Рабы так себя не ведут.

Но должно же быть какое-то разумное объяснение. Что это? Попытка добиться моего расположения? А смысл, если при этом он демонстративно подчеркивает, что не согласен мириться со статусом слуги? Или он надеется, что я сжалюсь и решу оставить его у себя? А может быть, он действительно настолько крепкий и выносливый, что все мои наказания для него — полнейшая ерунда? Если так, то что мне тогда делать? Как его воспитывать?

— Вот, выпей, — Маркус принес мне бокал вина.

Отхлебнула и закашлялась.

— Ты его не разбавил? Надо было с водой размешать.

— Женщина, ты в своем уме? Как можно портить благородный напиток водой?

— Да это пить невозможно! Слишком крепко. Вир, сделай нормально.

— Давай сам разбавлю, — проворчал Маркус. — А еще говорят, что это мы — варвары.

Арамерец явно пожадничал с водой, и вино все равно вышло крепким, но Рамон с ним. Сейчас это даже к лучшему. Рука до сих пор ныла так, что хоть плачь.

— Сильно болит? — мы с Маркусом одновременно задали один и тот же вопрос.

— Сперва ты, — усмехнулся он. — Как запястье?

Было так необычно видеть сочувствие от раба, да еще и после наказания.

— Жить буду, но сама не ожидала, что так получится.

Заметила, как Вир поставил возле нас заживляющую мазь и молча удалился. Что за такая симпатия у моего северянина к этому вояке? Ни с одним другим новеньким Вир бы меня вот так один на один не оставил. А тут прошло всего полдня, а между мужчинами как будто бы даже какие-то приятельские отношения возникли. При том, что Вир крайне неохотно подпускал к себе новых людей и всегда держался отстраненно. Сейчас же вел себя так, словно знает Маркуса уже не первый год, хотя видел его впервые.