Как можно заставлять настолько талантливого и умного мужчину свести жизнь к тупому прислуживанию? Это еще по началу, когда я плохо знала Маркуса, мне казалось, что передо мной простой солдат. Да, весьма добрый и заботливый, но умеющий лишь размахивать мечом. Однако события прошлых дней и сегодняшний аукцион, когда я своими глазами увидела, как Маркус проворачивает сделки, перевернули мое представление об арамерце.
Ладно Малий или Юлис — красивые юноши, глупенькие, миленькие. Вот для них жизнь раба может считаться вполне удачной. Особенно для Малия, у которого в одно ухо влетает, из другого вылетает. Ему даже простейшим ремеслом сложно овладеть, не говоря уже о том, чтобы делать блестящую карьеру. Для него служить Ликее — огромная удача.
А заставить умницу Маркуса разливать вино и целовать ножки, бегая за госпожой на четвереньках? Нет-нет-нет. Пусть катится к Рамону. Не согласится продать, не знаю… Скажу, что раб сбежал. Пропал. Нету его и все. И сама перееду в другой город. Да хоть в Арамерию. Тем более, Маркус меня любит. И что, после такого отдам? Отдам человека, который в меня влюблен? Чтобы над ним издевались? Били плеткой и заставляли изображать собачку?
Стоило представить, как Эйстерия будет обращаться с моим брюнетом, как руки сами сжались. Эта сука точно не получит моего Маркуса. Пусть подавится деньгами. Все отдам, плевать. И из города уеду, если понадобится. С нуля все на новом месте начну. Но Маркуса она не увидит!
— Завтра занесу деньги и заберу Дилизия, — сообщила мне секретарь градоправителя, выигравшая в торгах. — Он мой и точка. Чтобы никому его не отдавала, хорошо?
Я машинально кивнула, погруженная в размышления о том, стоит ли самой выкупать Маркуса или предоставить ему возможность договориться с Эйстерией? Из раздумий меня выдернул неожиданный вопрос:
— А сколько стоишь ты сам? — спросила рыжеволосая Триенна, обращаясь к Маркусу.
— У меня уже есть хозяйка, — брюнет отвесил галантный поклон.
— И что? Фелисия, кому принадлежит этот раб? Он ведь вроде не твой? — не успокаивалась рыженькая дочь советника, хотя вокруг нее и без того суетились четверо слуг.
— Маркус не продается, — я уже поняла, как обстоят дела в высшем обществе. Девицы считают, что могут купить все, что угодно. Достаточно назвать привлекательную цену.
— Я спросила чей он. Ну?! — Триенна пощелкала пальцами, торопя меня с ответом.
— Его покупала госпожа Эйстерия.
— Отлично. Я завтра с ней поговорю и все улажу.
— Нет, — отрезала я, чем вызвала удивление не только на лице богачки, но и у себя самой. — Я тоже собиралась поговорить с Эйстерией и выкупить у нее Маркуса, — произнесла это с вызовом, давая понять, что не собираюсь обсуждать тему продажи арамерца. И заодно я хотела показать самому Маркусу, что он для меня важен.
Внутри всю колотило от того, в каком решительном тоне я говорила с аристократками. Поверить не могла, что только что при всех отказала Триенне.
— Сколько ты хочешь за раба? — рыжая не собиралась так просто отступать. — Тысячу? Две? Сколько?
— Я уже сказала. Он не продается.
— Ликея, скажи ей, — гостья капризно надула губы и подошла к Маркусу, осматривая арамерца. — Мне нужен этот раб.
— В самом деле, Фелисия, уступи, — попросила сестра градоправителя. — Ты все равно не сможешь выкупить его у Эйстерии.
— Вообще-то я тоже не против завладеть Маркусом, — заявила шатенка, подключаясь к осмотру. — Интересный раб.
— И я, — поддержала ее жена судьи, — Давайте проведем еще один аукцион.
Гостьи загалдели, принявшись повышать ставки.
— Нет! — выкрикнула я так, что все притихли от неожиданности, — Маркус не продается! — я вытащила его из лап девиц и завела за спину. — Я его никому не отдам! Он мой!
Удивительно, но вместо страха мною начало овладевать раздражение. Почему эти девицы считают, что могут забрать у меня Маркуса? Только потому, что они богаче? Потому что им с детства все позволено? Потому что я никогда им не перечила и на все соглашалась?
— Говорила, что не влюблена, — захихикала Ликея, — а сама вон как защищаешь. Это даже забавно. Никогда не видела тебя такой.
— Так у нас тут любовь госпожи и раба? — рыжая ехидно прищурилась. — Как интересно. И что, прям так сильно любишь? Настолько, что готова отказаться от любых денег?
Маркус попытался вмешаться, но я его перебила.
— Да, люблю. И деньги мне ваши не нужны, — я не знала, почему решила сказать о чувствах. На самом деле любви как таковой не было. Симпатия, благодарность, возможно, зарождающаяся влюбленность. Но в тот момент губы сами произнесли про любовь. Вероятно, мне показалось, что тогда аристократки оставят Маркуса в покое. А еще, потому что поняла, что в данный момент мне действительно стало как-то все равно на их мнение. Так что пусть думают, что хотят. Плевать.
— Вот так вот и отправляй к вам рабов на воспитание, — прыснула со смеху шатенка. — Стараешься, выбираешь для себя, ждешь, когда вернут дисциплинированного раба, а потом узнаешь, что воспитательница решила оставить его себе. Ай-яй-яй.
Фраза вызвала всеобщий взрыв хохота.