От храма почти ничего не осталось, лишь неровная, идущая зубьями линия стены метра в четыре-пять высотой, да над этим, как и должно, висело небо. Немцы церковь то ли просто взорвали, то ли срезали артиллерийскими снарядами, узнав, что на звоннице наши устроили наблюдательный пункт. Там, где был вход, вскоре после войны навесили полукруглую деревянную дверь, для прочности обитую железными полосами. Все это давно сгнило и, несмотря на амбарный замок, на ветру немилосердно скрипело. У нас был ключ, но проржавевший замок не поддавался, пока мы не залили в него моторного масла. Внутри картина была совсем страшная – гора битого кирпича и осыпавшейся раскрашенной штукатурки. Там, где стены не были завалены обломками, роспись в большинстве мест сохранилась, даже краски были по-прежнему яркие, и все равно, что это можно восстановить, представить себе я не мог.
Потом, много позже, занимаясь русской медиевистикой, я часто думал о совсем другом устройстве новгородской жизни и о почти маниакальных попытках Москвы уничтожить самую память о ней, о последней из этих попыток – страшном опричном погроме Новгорода Иваном IV, после которого город так и не оправился. Однажды я вспомнил то свое детское путешествие и вдруг начал понимать историю взаимоотношений Москвы не только с Новгородом, а и с прочими землями, которые одну за другой она то деньгами, то уговорами, чаще же просто силой к себе присоединяла. Так получилось, что в этом моем понимании едва ли не главную роль сыграл Св. Георгий Победоносец.
Вообще жития, как и люди: есть закрытые, прошедшие через сотни лет почти без изменений, а есть этакие экстраверты, которые, как губка, с удивительной, ни с чем не сообразной легкостью впитывают в себя все, что делается вокруг них – и время, и пространставо, и судьбы других людей, их муки, страдания. Но и вобрав в себя столько всего, они не чувствуют тяжести, а как и на нашей иконе, будто перышко, парят над землей.
Икона, которую мы выбрали, житийная, и это делает нас обязанными хотя бы бегло поговорить о житии Георгия Победоносца. Текстов о подвигах этого святого великое множество. Только в российских библиотеках их сотни. Византийских же, греческих, латинских, разных славянских – еще больше. Тут и классические жития, и легенды, духовные стихи, сказания, поэмы, в частности, весьма известные Рейнбота фон Дорна и Люзарша. Надо сказать, что между собой они находятся в чрезвычайно сложной связи, бесконечно заимствуя и передавая друг другу разные детали и эпизоды; это некая община святых Георгиев, каждый из которых крепко держится за своего сродственника. Перечислю самым беглым образом, что есть на нашей большой алтарной иконе и что, несмотря на четырнадцать клейм, идущих по ее периметру, иконописцу нарисовать не удалось.
Первое: откуда Георгий Победоносец (на Руси чаще Егорий Храбрый) родом и где он совершил свой подвиг веры: среди стран и городов чаще других встречаются Капподокия, Персия, Вавилония, Сирия, Ливан, Далмация, Чернигов. Его гонителями были император Диоклетиан и персидский царь Дадиан. В христианской версии он трижды погибает от мук и вновь воскресает, в мусульманской, где святого Джерджеса тоже почитают как пророка, воскресает семьдесят раз.
В самом распространенном варианте Георгий – военный трибун, выходец из Капподокии, на собрании чинов империи объявляет себя христианином. Консул Магнеций и император Диоклетиан пытаются вновь обратить его в язычество, но напрасно. Дальше – темница и пытки. Сочтя его мертвым, император уходит, но на землю спускается светлый муж, и Георгий вновь оказывается цел и невредим. Увидев чудо, еще несколько человек из знати, в том числе и императрица Александра, объявляют себя христианами. Новые пытки и казни, некоторые из них изображены на нашей иконе. Среди них – колесо, утыканное острыми мечами, ров или бочка с негашеной известью, раскаленные, утыканные гвоздями сапоги, кол, на который сажают святого, погреб, где его с головой засыпают песком. Святого бьют палками по устам, произносящим символ веры, его бьют воловьими жилами и распиливают пилой, бросают в сухой колодец, дробят тело на части, посыпают раны солью, рубят голову, заливают тело свинцом, вешают, варят в котле, придавливают огромным камнем, но он всякий раз воскресает, и в конце концов император решает, что вынести все эти муки ему помогают чары.