Искушение Революцией

1. Представление верховной власти о себе самой. Начиная с правления Василия Темного (1425 – 1462) великие князья Московские все более часто именуются в дошедших до нас источниках царями, что связано в первую очередь с падением Константинополя (1453 г.) и быстрым формированием взгляда, видящего в Московском царстве естественного наследника (духовного и политического) Византийской империи. Иван IV в 1547 г. первый венчается на царство, и с этого времени царский титул становится официальным атрибутом монарха в России. Тем самым завершается сакрализация носителя верховной власти, что означает «не просто уподобление монарха Богу, но усвоение монарху особой харизмы, особых благодатных даров, в силу которых он начинает восприниматься как сверхъестественное существо» (Живов В.М., Успенский Б.А. Царь и Бог. Семиотические аспекты сакрализации монарха в России. – В кн.: Языки культуры и проблемы переводимости. М., Наука, 1987. С.49).

Вопрос о Москве как наследнице Византии нуждается в более подробном рассмотрении. Давно было подмечено, что «миссия» Москвы, по представлениям ее идеологов, была гораздо шире той роли, на которую претендовала Византийская империя. Москва считала себя одновременно и вне связи с Византией наследницей первого – античного – Рима (происхождение великих князей Московских от племянника императора Августа – Пруса в «Сказании о князьях Владимирских»), а главное – ветхозаветного Израиля (Москва – второй Иерусалим, русское царство – новый Израиль).

Этот взгляд на свое предназначение подробно рассмотрен в начале нашего века в работе Н.И. Ефимова «Русь – новый Израиль» (Казань, 1912). Выводы, к которым он пришел, следует повторить.

1) Как Новый, так и Ветхий завет были хорошо известны и широко употребимы русскими книжниками.

2) Убеждение, что Русь находится под «покровом Божиим», «Господней благодатью» и «великой милостью», «является землей богоизбранной», сформировалось еще до Ферраро-Флорентийского собора (1438 – 1439) и падения Константинополя. Еще тогда русские книжники не сомневались, что русский народ, единственный сохранивший истинную веру, особенно угоден Богу, дорог ему и в путях Промысла Русь занимает место древнего народа Божия.

3) Бог на Руси мыслился «не христианским Богом в строгом смысле слова, Богом любви и всепрощения, а ветхозаветным Богом гнева, грозным мздовоздаятелем, с ужасающей справедливостью карающим каждого и весь народ, всё государство за прегрешения вольные и невольные…»

Это существенное смещение центра тяжести в русском христианстве в сторону Ветхого Завета отразилось и во взглядах на верховную власть. Тем же автором было показано, что «вообще каждый популярный, привлекавший симпатии своими социально-политическими и индивидуальными добродетелями, или непопулярный, отталкивавший своей «гордостью» и «высокоумьем» («высокомысльством») князь или царь приравнивался старорусскими литераторами прежде всего к еврейским царям и заметным фигурам библейской истории и только уже потом – к своим двойникам в сонме византийских басилевсов».

Следует также согласиться с тем, что «концепция Москвы – Третьего Рима, делая русского великого князя наследником византийских императоров, ставила его в положение, не имевшее прямого прецедента в рамках византийского образца. Концепция Москвы – Третьего Рима имела эсхатологический характер, и в этом контексте русский монарх как глава последнего православного царства наделялся мессианской ролью» (см. Живов В.М., Успенский Б.А.).

Этот обзор стоит закончить тем, что, как уже говорилось, введение в церемониал поставления на царство, начиная с Ивана IV, наряду с коронацией, миропомазания «как бы придает царю особый харизматический статус: в качестве помазанника царь уподобляется Христу (ср. χριδτοζ – «помазанник»)… (Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен. – В кн.: Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 202).

Реальность подобного взгляда и подобного понимания сущности верховной власти в России подтверждается, в частности, свидетельствами иностранцев. Так, например, голландец Исаак Масса писал в своих записках о России, что русские «считают своего Царя за высшее божество» (Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. – М., 1937. С.68).

2. Разрыв между самопониманием верховной власти и существующей практикой управления государством.

Тот взгляд на верховную власть, который был описан выше, начал формироваться в XV в. и окончательно устоялся в середине XVI в. Грозный был первым русским царем, не просто глубоко воспринявшим весь комплекс идей и представлений, лежащих в его основе, но и целиком сформированный таким пониманием своей власти. Его знаменитая переписка с Курбским дает много ярких примеров того, насколько далеко к тому времени разошлись позиции Грозного и всего служилого сословия.