Искушение Революцией

Однако и аксиоматика, построенная на «государственной пользе», находила у Погодина не менее веские возражения. Он отвергал саму возможность деятельного участия Ивана IV в составлении нового Судебника и других важнейших государственных преобразований 50-х годов, а также в победах России над Казанским и Астраханским ханствами – осколками ее многовекового врага Золотой Орды. «В царствование Грозного бесспорно совершено много великого; но, – спрашивает Погодин, – мог ли такой человек, как Иоанн, проведший своё детство и отрочество так, как он, никогда ничем серьёзно не занимавшийся, мог ли он в 17 – 20 лет вдруг превратиться в просвещённого законодателя? Он мог оставить прежний бурный образ жизни, мог утихнуть, остепениться, заняться делом, мог охотно соглашаться на предлагаемые меры, утверждать их, – вот и всё; но чтобы он мог вдруг понять необходимость в единстве богослужения, отгадать нужды и потребности народные, узнать местные злоупотребления, найти противодействующие меры, дать нужные правила касательно суда, например, об избрании целовальников и старост в городах и т.д. – это ни с чем не сообразно». Иоанн был вполне в руках своих советников Сильвестра и Адашева и их партии, что подтверждается и свидетельством современников, и собственным негодующим признанием Грозного в письмах к Курбскому. А затем, когда влияние этой партии было парализовано, в последние двадцать пять лет жизни Иоанна нельзя указать никаких законов, постановлений, распоряжений, вообще никаких действий, из которых был бы виден его государственный ум и то понимание требований народной жизни, какое проявлялось в первой половине его царствования. В продолжение всего этого времени «нет ничего, кроме казней, пыток, опал, действий разъяренного гнева, взволнованной крови, необузданной страсти».

В самом конце XX века, в I899 году концепции правления Ивана Грозного пополнились ещё одной, принадлежащей перу С.Ф. Платонова и изложенной в первой части его «Очерков по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.». Концепция эта имела исключительный успех. Впоследствии она с некоторыми изменениями воспроизводилась и в его лекционном курсе и в книге «Иван Грозный».

Прежде чем перейти к разбору взглядов Платонова на правление Ивана Грозного и на опричнину, нам представляется уместным привести здесь оценку его концепции некоторыми русскими историками ХХ века.

С.Б. Веселовский: «Последним словом дореволюционной исторической науки считалась сложная и замысловатая концепция С.Ф. Платонова”. И далее: «В погоне за эффектностью и выразительностью изложения лекций С.Ф. Платонов отказался от присущей ему осторожности мысли и языка и дал концепцию политики царя Ивана, настолько переполненную промахами и фактически неверными положениями, что поставил критиков его построений в весьма неловкое положение…».

Следующим образом оценивал концепцию С.Ф. Платонова А.А. Зимин: «Наиболее продуманную и развернутую оценку опричнины с буржуазных позиций мы находил в трудах С.Ф. Платонова». Оценка работы С.Ф. Платонова С.Б. Веселовским со всех точек зрения парадоксальна. Концепция, «переполненная промахами и неверными положениями», объявлена последним словом дореволюционной исторической науки. В какой-то степени негативная оценка Веселовским Платонова связана с популярностью концепции последнего в 30-е – 40-e годы. Когда, как уже говорилось выше, апологетическое отношение к Грозному, противником которого был С.Б. Веселовский, безраздельно господствовало, однако, даже это учитывая, необходимо признать, что мнение С.Б. Веселовского выглядит достаточно странно.

Парадоксальность оценки концепции С.Ф. Платонова как последнего слова буржуазной исторической науки советскими историками, – а с ними были солидарны и крупнейшие русские учёные предреволюционных лет (П.Н. Милюков) – в том, что сам С.Ф. Платонов, во всяком случае, вначале, не считал свои взгляды на опричнину оригинальными. В предисловии к первому изданию «Очерков по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.» он писал о той части работы, где было изложено его понимание опричнины: «Если автору дозволено будет назвать свой труд самостоятельным исследованием, то он не отнесёт такого определения, в его точном смысле, к первой части «Очерков». Многообразие сюжетов и изобилие материалов, входящих в тему этой части, требовало бы не сжатого очерка, а многостороннего специального исследования. Автор не имел времени для такого исследования и не чувствовал в нём надобности. Учёная литература давала ему возможность собрать достаточный для его цели материал из монографий и общеизвестных сборников исторических документов».

Не только предисловие, но и само содержание первой части монографии внешне подтверждает эту несамостоятельность. В общей оценке кризиса России середины ХVI века С.Ф. Платонов солидарен с В.О. Ключевским. Так же, как и он, причину кризиса С.Ф. Платонов видит в противоречиях, заложенных в основание Московского государственного и общественного порядка.