Искушение Революцией

Второе, о чем надо сказать. В сущности, «воины Аллаха» никому не нужны. Конечно, те, кто им покровительствует и их вооружает, будут горды победой, если она случится, однако куда больше все страшатся, что после первых же неудач на западном фронте, война поменяет направление и из империалистической опять станет гражданской. Подобный сценарий представить себе проще простого. Так казаки при Разине и Пугачеве, устав воевать с персами, турками, горцами и прочими инородцами, отправлялись в поход на Москву.

Там, где материки сталкиваются между собой, случается, конечно, много и важного и ужасного, но это периферия, главное, без сомнения, происходит в толще самих платформ. По своей природе все конфликты – внутренние, война же с другими – способ, переведя стрелки, на время притушить разлад. После Тойнби и его учеников мы знаем, что цивилизации, культуры настолько сложны, это настолько плотная упаковка мириад и мириад разнородных вещей, что ничего стороннего, за исключением нейтральных технических усовершенствований, перенять они не в состоянии. Собственно, ничем, кроме себя, сложившаяся культура и не интересуется. Пришлое – всегда враг, так же организм реагирует на чужие клетки: он или изолирует их, или, когда есть силы, немедля уничтожает. Культура, если и замечает соседку, то лишь как культуру варварскую, иначе говоря – антикультуру.

Тем не менее элиты, быть может, уважая в других себя, общаются между собой довольно почтительно. Когда чужие полководцы, крупные чиновники оказываются в их власти, пленных редко отправляют на эшафот, куда чаще холят, лелеют, а заключив мир, с почетом возвращают на родину. В критических ситуациях бывает, что элиты пытаются объясниться друг с другом, но практика невелика и получается у них плохо. Как правило, в подобных диспутах никто никого не слышит. Перед нами, как уже говорилось, классические диалоги глухих, состоящие из страстных обличительных речей, этаких яростных монологов. В конце ХХ века немалое их число было продекламировано на мусульманском Востоке, за редким исключением все они были обращены к христианскому Западу. Но реакции не было, и тогда в ход пошли шахиды. Смертники были тем крайним средством, что должно было заставить Запад прислушаться.

В восточных речах, с какой точки ни посмотри, отнюдь не все лишено смысла, и их главные тезисы полезно привести. Однако сначала, еще одна ремарка. Принято думать, что пропаганда, пусть и циничный, но эффективный инструмент из тех, с помощью коих власть управляет обществом. Управляет – во что она свято верит – ради его собственного блага, ради спокойствия и мира, стабильности и порядка. То есть это некая лапша, которую нам вполне сознательно вешают на уши, в результате же мы делаемся послушными и довольными. Пропаганда – хорошая штука. Разве плохо и разве мало для счастья, когда тебе говорят, что власть твоя – совершенство, да и ты ей подстать. Ты лучший, избранный, твоя земля – святая, именно ты всех спасешь и приведешь к райской жизни, народы мира уповают лишь на тебя.

Жизнь, однако, свидетельствует, что власть, если и дурит нас, то невольно или, может быть, в самом начале, а так она не меньше, чем мы, во все это верит. Она до последнего надеется, что то, что она управляет исключительным народом – это чистая правда (народ и партия точно едины, они точно один дух, одна плоть), а когда возможностей обманывать себя больше не остается, когда уже никуда не уйдешь и ясно как день, что, догнав Америку по ракетам, мы, хоть тресни, не догоним ее по удою молока, власть впадает в форменную прострацию. Тот же 1991 год не худший пример.

Первый упрек (кстати, взрывы это еще не война, даже не преддверие войны, лишь попытка объяснить оппоненту, где и в чем он неправ), обращенный к Западу, связан именно с «молоком». Сегодня мир мал и тесен, в нем все и всё друг о друге знают, и надо быть очень внимательным, чтобы ненароком никого не обидеть. А когда смотришь, как ведет себя Запад, кажется, что его единственная цель – во чтобы то ни стало скомпрометировать восточную элиту. Доказать миру, но в первую очередь ей, что управлять можно без палки, одной лаской, увещеваниями да подкупом. Западная элита настолько обезумела, что ради унижения Востока, не колеблясь, ставит под сомнение свой собственный статус. Когда-то она легко, словно от безделицы, отказалась от естественных преимуществ, которые по праву рождения принадлежат любой аристократии, теперь с неменьшей легкостью отказывается и от тех, что связаны с богатством. Будто стесняясь избранности, она на каждом углу кричит, что вообще не элита: она – как все, обычная, заурядная часть народа.