Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Я послушно, покорно, надо добавить — тупо отправился за ним, как бы чувствуя незримый тугой поводок, который этот тип иногда слегка подергивал. Но вот что удивительно: мне было хорошо, может быть, даже благостно, и — лениво. Ни о чем не думалось, только вот поесть бы… Скоро поводок был отпущен, и мы медленно побрели вдоль кромки воды, поскрипывая галькой. На море был штиль. У наших ног на берег набегали крохотные волны чистейшей прозрачной воды; под ней посверкивали яркие разноцветные камушки.

«Скоро мы расстанемся, любезнейший Яков Григорьевич, — после некоторого молчания опять заговорил мой спутник. — Ведь вы у меня не один. Посему — очень важный совет: не лезьте на рожон. Глупость какая-то! Что вам за дело до особ, которых разыскивает феодосийская Чрезвычайка? Пусть сами ищут — их проблемы. У вас совсем другие задачи, и нелегкие, весьма нелегкие, мой юный неискушенный друг. Вот их и решайте. Зачем разбрасываться? Конечно, могут и в собственном предназначении возникнуть трудности. Я, естественно, если нужно, вот как намедни ночью, приду и помогу. Но!.. — он усмехнулся, обнажились его безукоризненно белые зубы, он облизал их фиолетовым, узким и тонким языком. — Но мой друг, наши возможности не безграничны. А вы такой, такой…— загадочный незнакомец погрозил мне пальцем, и я увидел, что он взволнован и обеспокоен. — Я чувствую, вы можете создать ситуацию, когда мы будем не в состоянии помочь вам».

«Кто это — мы?» — чуть было не спросил я, но тут же в моем сознании прозвучало требовательно и раздраженно: «Обойдемся, милостивый государь, без идиотских вопросов!»

Я не успел удивиться — впереди в зарослях кустарников и молодых деревьев возвышался двухэтажный каменный дом с широкими окнами и плоской крышей, похожий не то на маленький замок, не то на провинциальную тюрьму.

Яркий огненный свет вспыхнул передо мной. «Логово этого поэта Волошина… Из-за него… Из-за коктебельского стихоплета погибли мои товарищи! Разорву на части собственными…»

Рука привычным жестом рванулась к кобуре револьвера, но верного боевого товарища не было на месте. «Ничего… Найду способ!..»

«А вот этого не надо! — прозвучал рядом голос, в котором слышался металл. — Опять вы за свое! Право, Яков Григорьевич, не знаю, что с вами делать… Уж поверьте мне, ничуть не виноват Максимилиан Александрович Волошин в вашем ночном приключении. Хотя, должен вам признаться, порядочный пакостник этот стихотворец и — черт бы его взял — мыслитель. Сколько нам с ним хлопот и неприятностей!.. Главное, не поймешь, с кем он, за кого? К тому же через скорлупу его не пробьешься, не достанешь — защищен, видите ли…»

«Через какую скорлупу? — вертелся у меня вопрос на языке. — От кого и чем защищен?»

«И не надо! Не надо спрашивать! — прозвучало в моем сознании. — Все равно не поймете. Рано вам еще…»

Раздражение охватило меня: чего он в мою башку лезет?

«Кто вы такой, в конце концов?» — спросил я.

Ответа не последовало. Мой спутник воскликнул воспаленно-радостно и фальшиво одновременно:

«А вот и он, наш поэт, собственной персоной! И с обожаемой супругой, Марией Степановной».

Нам навстречу медленно шли двое: плотный, пузатый мужик могучего сложения. Густая, как у льва, шевелюра и борода были черными, с проседью; огромный лоб, крепкий орлиный нос под резкими бровями, сведенными к переносью, светились вниманием и участием глаза. На нем была длинная холщовая рубаха ниже колен, подпоясанная простой веревкой, на толстых ногах сандалии с бечевками вокруг щиколоток. Он обнимал за плечи хрупкую маленькую женщину в ситцевом легком платье, светловолосую, с простым; открытым, я бы сказал, крестьянским лицом (видел я такие милые чистые женские лица в деревнях Симбирской губернии). Они прошли мимо, я встретил взгляд поэта, спокойный и добрый. Он молча слегка поклонился мне. И через несколько мгновений я услышал голос женщины — она говорила шепотом, но ветер донес до меня.

«Опять солдатик от своих отбился. Один бродит…»

«Как это один?!» — изумился я, оглядываясь, — нет, мой спутник был тут, рядом со мной. Он внимательно, сдерживая улыбку, смотрел на меня.

И я почувствовал, что сердце мое останавливается: от меня на белую крупную гальку, похожую на чешую гигантского доисторического зверя, зарывшегося в землю, падала черная тень. А у моего — теперь я могу сказать — хозяина тени не было!

«Волошин не заметил его, — с ужасом понял я. — Для них он невидим».

Между тем мой спутник сказал вполне буднично:

«Видите, у дороги дом с открытой верандой, и дымок поднимается? Принюхайтесь: бараньими шашлыками пахнет. Впрочем, с вашим человечьим обонянием… Это харчевня Файдаха. Отправляйтесь туда. Подкрепитесь…»

«Но у меня нет денег», — перебил я.

«Как это нет? — усмехнулся он. — Поройтесь в карманах».

Я судорожно сунул руки в карманы брюк и в правом тут же нащупал мой кошелек, туго набитый.