Искушения Господа нашего Иисуса Христа

В предложении диавола указывалась власть не в смысле императорской короны с придворным блеском, не в смысле государственного начала, как оно применяется для своих целей, а в смысле известного принципа, которым определяется отношение греховного міра к господству истины и добра: в искушении диавола предлагалось применить внешнюю власть к делу религии, к делу спасения человека. Идеальною целью человеческих взаимоотношений служит единство человеческого рода. Но следует различать единство міра (или общества) на основе преклонения всех пред истиною и добром и единство на основе внешней власти или принуждения с целью дать господство истине или добру. Смысл последнего единства в том, что человек по своей греховной привязанности к видимому ценит истину только торжествующую, добро только во внешнем величии. Не постигая внутренней красоты истины и внутреннего величия добра, он не может понять истину гонимую и добро уничиженное. Исходя из своей привязанности к личному счастью и видимому совершенству, он не только ждет того и другого, как награды за добродетель, как следствия добра, но и считает их признаками добра и истины. Он преклоняется пред видимым блеском, предполагая в нем добро; он признает истину на той стороне, где видит силу. Отсюда то и возникает (не имеющее ничего общего с гражданским честолюбием) искушение воспользоваться внешнею властью и мирскою славою, как средством дать торжество истине и добру. Как все чистое может загрязниться в нечистых руках, все благородное может оскверниться в нечистом сердце, так и это искушение может совпадать иногда с порывом простого честолюбия; но преимущественно это есть искушение благородных людей, избранников и посланников Божиих, религиозных реформаторов. Не должно ли избраннику Божию — без всякого опасения подпасть греху честолюбия — овладеть наперед народною властью, явиться пред толпою во внешнем величии, чтобы потом силою власти насадить в человеческом сердце добро? Это вопрос близкий к сердцу всякого, кто любит истину, скорбит об угнетенном добре и еще более о тех, которые не постигают внутреннего величия добродетели. Так и Христу искуситель указывал на мирскую славу, как на средство к покорению всех царств вселенной.

Это искушение менее всего было рассчитано на обольщение Христа властью. Его сила в действительном настроении міра. Отклонив первые искусительные предложения, Иисус Христос отказался от приобретения народной веры силою чудесного питания людей и знамений с неба. Но в таком случае, — говорил искуситель, — как Он может привлечь к Себе этот мір? Ведь все царства вселенной находятся во власти диавола (уже в силу известного настроения человека, его привязанности к внешнему, к мирскому); мір может покориться только тому, кто победит его внешнею властью, внешним блеском, включая сюда знамения с неба, чудесное питание народа, — только тому, кто приспособится к духу міра и чрез то поклонится диаволу. — В третьем искушении диавол, таким образом, прямо именует себя, говорит о своей власти над миром и неприкровенно указывает на поклонение себе. Это обстоятельство объясняется [277] не произволом искусителя, а смыслом искушения: в нем указывалось на действительное зло, в котором мір лежит, и в этом указании была его сила. Ведь мір действительно лежит во зле, ведь греховный человек действительно преклоняется пред истиною и добром только тогда, когда они являются в одежде внешнего самодовольства, видимого торжества, видимой славы. Для человеческого рассуждения, самого здравого, не подлежит никакому сомнению, что таким миром истина может овладеть только при посредстве внешнего насилия. С другой стороны, Христу, как Спасителю, надлежало овладеть миром. „Ничего, — говоря словами Тренча, — не могло быть справедливее, как то, чтобы все царства міра принадлежали Христу, ничто не было вернее того, что Он, как Мессия, унаследует их. И поэтому, чувствуя и сознавая, что Он законный царь народов, имеющий власть благословлять их всяким благословением, как их царь, имея такие пророчества о Своем царстве и о том, чем это царствование должно быть (Ис. XXXII, 1–8; Пс. LXXI), Он, вероятно, чрезвычайно желал, а по совершенству Своей природы и должен был желать, чтобы царства міра принадлежали Ему“ [278]. Поэтому Христу, как будущему царю, необходимо было так или иначе отнестись к злому духу, царствующему в міре [279]. Вот в этой–то необходимости и состояла сила третьего искушения.

Ο 'Ιησοϋς ειπεν αυτω γεγραπται προσκυνήσεις κύριον τον θεόν σου και αύτω μόνω λατρεύσεις (Лк. IV, 8; Мф. IV, 10).