Искуситель (часть 3)

В эту минуту на моих стенных часах пробило пять часов, барон как будто бы к чему-то прислушивался, вдруг глаза его засверкали, какая-то неистовая радость разлилась по всему лицу, он захохотал... Боже мой!.. Я вскрикнул от Ужаса, я до сих пор не могу вспомнить без замирания У сердца об этом отвратительном хохоте, в котором не было у ничего человеческого.

- Как можно так страшно смеяться! - сказал я. - Да и у чему ты смеешься?

- Отправился! - прошептал барон. - Счастливый путь!

- О ком ты говоришь?

- О моем приятеле Двинском. Он сказал мне, что если в пять часов я не буду у него, так непременно уедет.

- Что ж тут смешного?

- Долго рассказывать.

- Да куда он поехал?

- Я знаю куда, только не скажу, это наша тайна. Теперь ему заграничный паспорт не нужен. Вот он, возьми, Александр. Ты можешь с ним доехать до самого Парижа.

- Как, барон? Под чужим именем?

- А разве лучше, если б паспорт был на твое имя? Я думаю, нетрудно будет догадаться, что Днепровская убежала с тобою, тебя могут догнать, остановить на своей границе, а теперь кому придет в голову гнаться за князем Двинским. Я через неделю отправлюсь за вами, вы можете подождать меня в Варшаве. Вот адрес гостиницы, в которой советую вам остановиться, хозяин ее француз, прелюбезный и преумный человек. Прошлого года он щеголял в красном колпаке, а теперь надел опять пудреный парик и называет себя эмигрантом. Вели меж тем приготовить твою коляску, а я заеду к Днепровской, потом найму лошадей, в десять часов они непременно будут у тебя на дворе. Прощай! Есть пословица, что утопающий хватается за соломинку...

- Постой, барон! - закричал я. - Мы одно совершенно забыли: ведь я в службе.

- Так что ж?

- Мне должно иметь отпуск.

- Ты с ума сошел, Александр! - прервал барон. - Ты решился увезти чужую жену, а не хочешь ехать без отпус ка!.. А впрочем, что ты думаешь? В самом деле! Тебя хва тятся, это наделает шуму... Садись и пиши просьбу. Когда будут думать, что ты поехал в деревню к своей невесте, так это всех собьет с толку.

- Но помилуй, барон! Теперь уж поздно.

- Это не твое дело, садись и пиши!.. Да полно же, ре шайся на что-нибудь! - продолжал барон, замечая, что я не слишком тороплюсь исполнить его приказание.

- О, мой друг! Я не могу подумать о Машеньке! Она всю жизнь будет несчастлива.

- Положим, что так, да разве тебе будет легче, когда ты сделаешь несчастье не одной, а двух женщин разом? Уж я, кажется, доказал тебе, что Машенька не может быть твоей женою, что же ты хочешь?

- Ах, я и сам не знаю! Я потерял весь рассудок. Бедная голова моя!

- И, полно! - прервал барон с улыбкою. - Оставь свою голову в покое: она тут ни при чем. Садись и пиши! Я машинально повиновался. Барон взял мою просьбу, призвал Егора, велел ему укладываться и уехал.

- Да разве мы, сударь, едем, - спросил Егор, глядя на меня с удивлением.

- Да!

- В деревню?

- Нет.

- Куда же, Александр Михайлович?

- Пошел вон и делай, что тебе приказано! Егор покачал головою и вышел вон. Не могу описать, что я чувствовал в продолжение целого вечера. Я не мог присесть ни на минуту, нигде не находил места, мне было душно: потолок давил меня, кровь то кипе ла, то застывала в моих жилах. Иногда казалось мне, что я в горячке, что все это один только бред, и в самом деле, мне променять Машеньку на женщину прелестную, это правда, но к которой я чувствовал одно только сожаление! Бежать с этой женщиной за границу, быть может, отказаться навсегда nr моего отечества - и все это сегодня!.. Пробило десять часов, ворота заскрипели, и на дворе раздался звон колокольчика.

- Лошадей привели, - сказал Егор, войдя в комнату. Прикажете закладывать коляску?

- Да, закладывать!.. Скорей, скорей!.. Итак, через час все будет кончено!.. Через час!.. Но что думать о том, что неизбежно? Я махнул рукой и сделал то, что делает робкий путешественник, когда проводник тащит его за собою по дощечке, перекинутой через глубокую про пасть: я зажмурил глаза и решился предаться совершенно в волю барона. Он приехал ко мне ровно в одиннадцать часов.