Искусники

– Я до сих пор не могу понять, зачем тебе нужен этот проклятый цеппелин? – добавила Марли, ткнув его в бок.

– Это самый последний, – сказал он. – Кто-то должен поднять его в небо, крутануть и посмотреть, на что он способен в открытом небе.

– Крутануть – не особенно подходящее слово, – заявила Карита. – Название «Гинденбург»[23] тебе о чем-нибудь говорит?

Гейб вздохнул, начиная жалеть, что не взял свежие копии программ.

– «Гинденбург» не имеет никакого отношения к тому сюжету, который мы должны развивать. Давайте сотрем упоминание о нем, как и все упоминания о Святом Дисмасе, хорошо?

– Ладно, никаких упоминаний о том, что Святой Дисмас крадет «Гинденбург», – согласилась Карита. – Но если бы ты спросил меня – чего ты не сделал, хотя и должен был, – то я бы сказала, что преследовать охотников за головами на-а-много полезнее, чем воровать цеппелины.

Гейб моргнул.

– Сотри это тоже. Состояние!

Ничто в отчете не свидетельствовало о том, что к нему снова проник хакер, или об обращении программы к внешнему материалу помимо загруженного. Он вернулся в симуляцию.

– Возобновить.

Марли потянула его за рукав.

– Ты действительно хочешь, чтобы мы отправились за этим цеппелином и оставили всех охотников за головами бегать на свободе?

– Повторяю последний раз, – сказал Гейб, – мы не в «Охотниках за головами». Не можем мы этим заниматься, потому что «Дом охотников за головами» не относится к продукции «Пара-Версал».

– Тут их все равно хватает, я ведь тебе уже говорила, вертун.

Он застонал.

– Просто украдите вместе со мной этот цеппелин, а потом я обещаю отправиться с вами за охотниками. Ладно?

– Вот это уже лучше, – одобрила Карита. – Пять минут. Надеюсь, ты бегаешь не хуже кролика.

* * *

Он довел события до того момента, когда цеппелин уже пора было поднимать в небо, и тогда остановил симуляцию. Потребовалось слишком много усилий, чтобы двигать сюжет в нужном направлении. Может, все-таки стоило бросить все и начать заново со свежими копиями, не содержащими материала об охотниках за головами. Программы не были бы так хорошо отлажены и интерактивны, но все равно взаимодействовать с ними было бы легче, чем с нынешними версиями.

«Нет, на самом деле тебе не хочется нас бросать, вертун, – раздался вдруг голос Кариты у него в голове, – потому что мы – твои лучшие друзья, и ты будешь по-настоящему нуждаться в нас после того, как тебе установят эти гнезда».

Значит, он по-прежнему рядит собственные мысли в чужое платье и называет это общением. Но не до полного самозабвения, чтобы не отдавать себе отчета в том, что делает.

«Поэтому-то ты и не хочешь нас менять, вертун. Ведь потом, получив гнезда, различить тебе нас будет труднее. Значительно труднее».

Он раздумывал об этом целыми днями, и неделями, до тех самых пор, пока ему не вживили эти гнезда. И сделали это не в Мексике, а прямо в медицинском отделении «Ди-Ви».

Глава 22

Перемена ради машин. Как за ней все ломанулись, всеми правдами и неправдами стараясь побыстрее получить доступ к процедуре.

Самое начало, когда новость была объявлена, и разгар ажиотажа она не застала, но и по ее возвращении из Мексики шум еще не совсем улегся. Специальные демонстрации для средств массовой информации, для рок-групп, организаций граждан «За лучшее будущее», Национального комитета клиник имплантации, «Марша матерей за умственное здоровье» и «Анонимных пациентов». А может, для «Национального марша комитетов пациентов анонимных психлечебниц», кто их разберет. Отличить пациентов от матерей и прочего народа было сложно, да и вообще мир вокруг, говорят, сильно переменился.

Встречайте новый мир. Неотличим от прежнего.

Не совсем как в том старом припеве, но это было неважно, потому что не совсем верно по своей сути. Это Ударник мог притвориться, что так и есть. Его работа, по большому счету, не изменилась. Слушать музыку, делать картинки.

Только повысилось качество. Теперь ты не просто слушала музыку, ты ею становилась, и образы формировались на экране сознания по мере того, как ты вглядывалась в них. Стоило только подумать – и опля! – оно уже тут как тут, а при первом желании что-то изменить перемена происходила мгновенно, будто все произрастало из нее как живое. Она быстро позабыла, как работала прежде, на что это было похоже. Процесс теперь казался таким естественным – выпускать сны и мечты из темноты на дневной свет, где их могли увидеть все. Стоило один раз сделать это, как хотелось делать без остановки, причем, чем чаще, тем легче это давалось.

Впервые она до конца поняла существо дара Марка – то, что происходило за его закрытыми глазами все эти годы. Перемена ради машин? Нет, черт, это машины изменились ради него, а он просто продолжал делать то же, что и прежде.